Лабиринт кочевников | страница 106



– Не совсем. Редко упоминаемая тема, скажем так. У вас же, например, не часто говорят об идолах острова Пасхи? А их совсем не люди поставили… И кто-то об этом знает, конечно. Но болтать просто бессмысленно.

– И ты работаешь именно на них, на ВБ?

Мария откинулась на спинку стула, опустила веки и долго дергала своими нежными ушками, издавая при этом тихие курлыкающие звуки.

Глядя на нее, Ян только хлопал глазами, настолько непонятным выглядело это внезапное веселье. Но серая белка, сидящая за его столом – напротив него! – хохотала, похоже, совершенно искренне, без притворства.

– Даже если б я захотела, – сказала Мария, отсмеявшись, – меня не возьмут. Не то образование и вообще. К тому же они никогда не отправляют живых агентов в ваш мир. Это считается слишком опасным, знаешь ли. Только автоскауты, никак иначе. Записывают передачи вашего этого… телевидения, радио, снимают с высоты некоторые города.

– А Ленц?

– Ну вот, видишь, мы и подошли к главному. Ленц отправился сюда по своей воле, потому что не мог больше жить у нас. Да, ему сделали весьма правдоподобные документы, и он считал, что риск для него минимален. К тому же, знаешь ли, ваши способы идентификации личности настолько далеки от совершенства, что выдать себя за другого совсем не трудно. В итоге у него все вышло самым лучшим образом, так ведь? Конечно, Ленцу пришлось заплатить за ту помощь, которая была ему оказана. Он взял на себя труд смотреть за Пермским узлом – с этой стороны, разумеется, – и докладывать о наблюдаемых явлениях. Но так уж получилось, что одними только наблюдениями дело не обошлось. Ленц скоро выяснил, что Пермский – самый сложный, самый запутанный узел на планете. И сколько «концов» из него торчит, до сих пор непонятно. Он насчитал двадцать два, но это не окончательно.

– Сколько?! – Ян едва не схватился за сердце. – Отсюда можно попасть в двадцать два параллельных мира?!

– Видимо, больше. В последние годы жизни, уже после того как развалился завод, он предпринял несколько очень рискованных экспедиций, и где-то там, далеко отсюда, как я теперь думаю, подхватил неизвестную болезнь, которая его скосила. Ленц был очень стар, но его прошлое, его знания… Он ничего не боялся, вообще ничего: смеялся, когда обсуждал со мной свои планы, смеялся, когда я просила его быть осторожным. Он был сильным человеком, очень сильным. Невероятно сильным – я имею в виду не только физическую силу, скорее уж духовную. Он верил в себя, в свою правоту, а такая вера встречается нечасто.