— И сыновей? — прищурилась бабушка.
— Если они представляют собой опасность для него, то уберем и сыновей, — мужчина опять засмеялся.
— Его не волнует ничего, кроме себя — вот где его смерть.
— Поздно менять пророчество, старуха. Но ты можешь спасти жизнь восьми из девятерых, если скажешь, кто же из них намерен восстать против отца? Если тебя так заботят чужие жизни, защити их, назвав имя.
— Я не намерена облегчать головную боль этому чудовищу! Если хотите убить меня — убейте, не сегодня — завтра, я и сама отойду с миром. Меня нечем напугать. — Мужчина склонился над ней, заговорив тише. Мне с трудом было слышно.
— … не скажешь, да? — закончил он череду отрывочных слов, которые я не смогла собрать вместе. Сквозь щель я уже не видела бабушку, только его спину. — Ладно, — он резко дернул плечом. Над крышей разорвался гром, и была такая яркая вспышка молнии, что я увидела её даже здесь, под землей, через какие-то дыры в фундаменте. Мне почудился стон. Как будто ослепленная на миг, я потрясла головой и, задрав её снова, вдруг обнаружила, что в нашем доме больше никого нет. Они ушли. Ушли! Я рванула к лестнице и надавила снизу на люк. Он поддался. Толкнув его, я выскочила наружу, поспешив к постели матери моей матери. Остановившись, я чуть не закричала. Она держала руку на груди, и та заливалась алой кровью из раны, сделанной под слёзы неба и вопль грозы.
— Бабушка! — бросилась я к ней.
— Ничего, ничего, Элия, мой срок всё равно подошёл… быстрее, принеси мне бумагу и карандаш, быстрее! — не дав мне остаться рядом, пихнула меня вновь она. Я подошла к ней с тем, что она просила, но она уже переиначила просьбу: — У меня нет сил, пиши, пиши сама: «Прошу тебя, позаботься о моей внучке, её зовут Элия. Защитите её. И простите меня, если кто-то пострадает».
— Кому это письмо? — непонимающе спросила я. — Куда его отправить?
— Привяжи к Цонкапу, и выпусти его из клетки, когда кончится дождь, — сказала бабушка о нашем домашнем орле, странной птице, которая подтверждала домыслы людей о том, что с нами не всё просто, но на самом деле мы всего лишь как-то подобрали его с перебитым крылом и вылечили. Я не знаю, почему бабушка считала, что он должен знать, куда ему лететь? Да, мы выпускали его порой, и иногда он отсутствовал целый месяц, но потом возвращался. Наверное, у бабушки всего лишь мутнеет рассудок. — О тебе должны позаботиться, девочка моя, милая, — она погладила мне щеку не выпачканной в крови ладонью. Я почувствовала слёзы на своих глазах.
