Дэхён открыл дверь домой как можно тише. Рассвет не затеплился лишь благодаря тому, что в это время года он очень поздний, а так-то уже подступило утро. Молодому человеку не хотелось разбудить Рэй, оставленную несколько часов назад. Разувшись и скинув куртку, он осторожно прошёл прямо до спальни, заглянув в неё незаметно. Но, вся на стреме, девушка уловила даже не шорох, а неслышное веянье знакомого аромата в невесомом движении воздуха, и поднялась с кровати, на которой сидела. Она не спала.
— Ты вернулся! — без лишних вопросов быстро подошла она к нему и обняла, уткнувшись в грудь.
— А ты сомневалась? — провел ладонью по её волосам Дэхён, поцеловав их. Не то чтобы он сам был стопроцентно уверен в том, что всегда вернётся, но вера в успех сопровождала его всю жизнь.
— Я ждала и надеялась, — подняла глаза Рэй. Мужские руки уже раздевали её, пока взгляды убеждались во встрече и взаимной сохранности. — Ты устал?
— Очень… — неправдоподобно покивал он, толкая возлюбленную к кровати и забираясь сверху. — Очень устал, поэтому хочу спать… очень активно спать.
Улыбнувшись ему, она притянула его к себе за плечи, и они слились в поцелуе. Одежда Дэхёна быстро оказалась на полу, а его обнажившееся тело волной вмяло Рэй в застеленную пока ещё постель. Пряжка его ремня уперлась ей в низ живота, ноги девушки инстинктивно развелись, чтобы обвить ими узкие бедра певца. Раздетая, она тоже прогнулась ему навстречу, простонав от поцелуя в шею. Дэхён дотянулся до пульта музыкального центра и, на ощупь найдя нужную кнопку, включил фоном тот диск, что был вставлен. Зазвучал трек Энигмы, из колонок качества домашнего кинотеатра акустика была потрясающая, и двое утонули в эротических тянущихся ритмах музыки, словно созданной для постели. На свежих простынях, пахнущих исключительно собственностью Чона Дэхёна: его туалетной водой, его дезодорантом и даже шампунем, осуществлялся, наконец, акт любви, а не того случайного секса, на который походили их редкие соития то здесь, то в Сеуле. Теперь Рэй знала, что принадлежит ему, и не думала больше ни о чем.
Дэхён откинул одеяло и, голую, накрыв девушку собой, обезволил её нескончаемыми поцелуями. Вытащив из-под её головы подушку, он подпихнул её под их бедра и, с большим удобством, вошёл в неё, жаждущую и скучавшую по нему, соскучившуюся до крика в слезы, вырвавшегося с первым же движением внутри неё. Рэй вцепилась в его гладкие плечи, кусая губы, если они вдруг оставались одинокими, без его губ, но это длилось мгновения, после которых Дэхён возвращался к её устам, дыша общей страстью. В отголосок каждого слова, отдающегося из песен, Рэй хрипло простанывала, и он вторил ей, тише и спокойнее, но глубже и дольше. Сердца бились всё быстрее, тела покрывались испариной. Сильные руки прижимали её к себе, под собой. На одной из них, так и не снятые золотые часы, неуловимо тикали секундами их любви у неё над ухом. Как они жили до этого раздельно? Как выдерживали очередную ночь без того, чтобы возлечь на альков, отдаваясь в жертву чувственности? Музыка заглушала лишние звуки, исходящие от шуршавших простыней, от невольных стычек тел, и среди всего выносила только главное — стоны и дыхание, стоны и дыхание. Его грудь проходилась по её груди, задевая соски, и когда он выпускал из пальцев пряди волос, опуская её голову, то ладонь стремилась к этим соскам, накрывая их и лаская. «My heart goes boom boom boom…» — медитацией выводила Энигма.
