— Та-да, слабоват стал! Городская жизнь, кнехтом тебя…
Завозился Спиридоныч, сладко чмокнул губами, но захрапел с новой силой.
— Ну-к, милая! — прикрикнул на Маркитантку кузнец, отпустил друга и хлопнул лошадь по крупу, заставляя затащить воз под навес.
— Судя по запаху, ты уже квасанул, — заметил Макар, — вот и раскумарило. А этого в собутыльники взял? — кивнул он на храпящего Спиридоныча.
Виктор мотнул головой, отгоняя сонную одурь. Зотов вновь усмехнулся.
— Там, — указал на ивы.
— Чего? — не понял гость.
— Колонка — родниковая вода. Умыться-напиться.
При мысли о холодной воде Ковалев оживился и поспешил к колонке.
— Чудны дела твои, Господи, — пробормотал Макар ему вслед. — Кова приехал — это ж надо.
Пока Виктор плескался и пил, кузнец выбрал из сена лемеха и за работой не заметил, куда подевался Володька. На его месте остались лишь крошки да мобильник. Стеснительный он, чужих боялся, а Спиридоныча недолюбливал за его длинный язык. Зотов досадливо вздохнул: когда теперь дурачка расспросишь — где взял? Что видел? Волоха — птица вольная. Может в соседнее село утопать. В какое — поди сыщи. Везде его знают, и везде найдутся добрые люди: кто денежку подкинет, кто пирожок в руки сунет.
Макар сходил в кузню и набрал ведро воды для лошади. В цеху у него был свой умывальник, хотя мыться он любил под колонкой. В раковине не шибко поплескаешься. Маркитантка опустила морду в ведро, не дождавшись, пока человек поставит его на землю, а Зотов, захватив пук соломы с воза, принялся обтирать мокрые дрожащие бока лошади.
— Эх ты, путешественница, — приговаривал он. — Все хозяин тебя по местным кураям[1] гоняет, покоя не дает.
Покончив с делом, Макар понюхал руки и поморщился. Теперь придется отмываться душистым мылом, иначе Лиза на порог не пустит.
У колонки испуганно воскликнул Виктор. Зотов обернулся: гость сидел на траве, закрываясь от чего-то или кого-то правой рукой.
— Мать честная! — спохватился Макар, срываясь с места. — Совсем забыл!
Виктор, подобно крабу, как мог, пятился от колонки, пока не уперся в гусеницу старого разобранного трактора. Зотову не удалось увидеть виновника переполоха, только серо-желтая тень мелькнула в траве. От сердца отлегло: самые страшные опасения не сбылись.
— Ты чё орешь?
Он помог другу подняться.
— Т-там… Ё-моё…
— Хомяка испугался? Тю!
— Хомяка? С такими глазами?!
— А мож, он по нужде сидел, дулся, — пожал плечами Макар, улыбаясь. — На себя-то глянь — глазища словно плошки.
