Парадная дверь в дом была распахнута настежь. Жаркое южное солнце беспрепятственно проникало внутрь дома, высвечивая пустую прихожую, голые ступеньки лестницы, ведущие на второй этаж. Когда-то в этом доме жила счастливая семья. И они с улыбками встречали своих гостей, стоя вот на этом крыльце.
– Оуэн? Ты где? Поторопись! Пора ехать.
Вообще-то она всегда говорила Оуэну, что кричать во весь голос – это плохо. Но просто ей категорически не хотелось снова возвращаться в дом. Она уже попрощалась с ним раз и навсегда. А если вернется снова, то, может статься, и не захочет никуда уезжать. Громко стуча высокими каблучками по мостовой, она направилась к дому, поднялась по трем ступенькам крыльца к парадной двери и замерла на входе.
– Оуэн! Ты где? Нам действительно пора. Впереди долгая дорога, а ты же знаешь, я не люблю водить машину ночью.
Пустые стены, словно тяжело вздохнув, эхом отозвались на ее слова. И в ту же минуту она явственно расслышала, как кто-то плачет в глубине дома. Положив свою записную книжку прямо на порог, Лорелея опрометью бросилась наверх, туда, где располагалась детская. Мальчик стоял на коленях перед распахнутым пустым шкафом, примостившимся под косым потолком мансарды, в котором раньше хранились его игрушки. Он сжимал в руках самолет-лего, и плечи его сотрясались от рыданий. Не говоря ни слова, Лорелея опустилась на ковер рядом с сыном. Скорее по привычке, она сняла с него очки, протерла стекла подолом своей юбки и снова водрузила их ему на нос.
– Что-то забыл, да? – поинтересовалась она у сына ласковым тоном.
Оуэн молча кивнул.
– Мы с папой вместе мастерили эту модель. Я ее всегда хранил отдельно, в этом шкафу, чтобы она не сломалась.
– Помню-помню! По-моему, модификация семьсот сорок семь, да?
Оуэн возмущенно зыркнул на мать.
– Это же реактивный «Макдонелл Дуглас»: MD-80.
Лорелея улыбнулась.
– Какой ты у меня умница! Весь в папу!
Но Оуэн никак не отреагировал на слова матери.
– А что, если самолет поломается в машине? Я тогда не сумею склеить его заново.
– Но, может быть, вдвоем мы кое-как управимся, а?
Оуэн глянул на мать с таким выражением лица, будто она только что пообещала ему впредь всегда носить обувь без каблуков.
– Попытаться же можно, – обронила она, словно оправдываясь. Хотя на самом деле ей хотелось лишь одного: отвлечь сына от его мрачных мыслей, сделать так, чтобы он перестал все время думать об умершем отце и тосковать о нем.
– Мама! Мне совсем не хочется ехать в эту Южную Каролину.
