В поисках смысла: из прошлого к настоящему | страница 46
Смертность, дегенерация, кривая роста, идиотизм и тысячи разных болезней – все это от чего, спрашивается, выводы тут бывают разные…
Размышления из дневника: «Соловьи, розы, лунные ночи, душистые записочки, романсы… все это ушло далеко, далеко… Шептаться в темных аллейках, страдать, жаждать первого поцелуя и прочее. Теперь так же несвоевременно, как одеваться в латы и похищать сабинянок.
Все совершенствуется!» Попов К. С.
25 марта 1924 года
М. Шишкин
5 мая 1924 года, Сергиев Посад. Нас отпустили до 5 мая. Сейчас уже подошло это конечное число, нужно ехать опять в свой институт. Много нового и впечатлений; первым долгом как я провел время: общий взгляд хорошо и нет. Физически хорошо, нравственно нет. Хотелось чего-то волнующего и немножко романтического. А вышло как раз наоборот, очень прозаично; возьмем вчерашний день. Широковещательные афиши обещали показать первый раз в Сергиеве постановку Камерного театра. Весь день каким-то чудом стояла хорошая солнечная погода, первый день за всю Пасхальную неделю. Я, как уже специалист по театральной публике Сергиева Посада, мог заранее определить, что публика в драмтеатр не пойдет, а останется гулять на линии. Но администрация театра предвидела такой оборот и черным по белому сверх программы написала о танцах до трех часов ночи.
Шел туда я с розовыми мыслями, пришел и разочаровался совершенно. Страшно хотелось познакомиться с одной, с голубыми глазами, девчонкой Лидой Матвеевой, но не пришлось. Все время она танцевала с каким-то Чертом. Я на нее же часто посматривал, и как нарочно наши глаза слишком часто встречались. В два часа ночи пошел сильнейший дождь, и все виноваты эти голубенькие глазки, и сейчас они мне еще кажутся наиболее желанными и совершенными. Если не по красоте, то потому, что они виной моего неспокойного чувства, когда гляжу на нее.
Старый Ивановский цирк. Фото 1920-х годов
Сад-театр текстильщиков в Иваново-Вознесенске. Танцплощадка. Фото 1920—1930-х годов
Вечер прошел, в общем, смешно. Я позабыл сказать, что 30 апреля в канун первого мая я познакомился с одной барышней: тоненькой с черными глазками блестящими и лицом белым и пухлым. Эту мадемуазель ходил провожать и не скучно провел время после спектакля в театре до 5 часов. Ее звали Вера, я называл ее Верочкой, целовал в губы и глаза и не обращал внимания на ее маленькое сопротивление. Она попала к нам в Сергиев не избалованная мужчинами и имеет мало знакомств, и во мне осталось о ней самое хорошее впечатление. Конечно, вредно отражается на репутации проводить с ней время, но пора кончить считаться с мнениями гимназисток и невинных семнадцатилетних. Сейчас мне стыдно, что на вечере 4 мая я от нее ретировался по сторонам, а провожать все же пошел, и она мне не сказала ни слова упрека, на ней было простенькое белое и изящное платьице в полоску и синяя жакетка; лаковые ботиночки без галош и белая панамка. Вот я вырезал ножки из «Нивы».
