Связь продолжалась не много более месяца, а потом он бросил ее. Дверь его домика уже давно заперта для нея; а между тем дурные слухи ростут.
Она больна, она страждет; с нею делаются какие-то странные припадки, которые проявлялись и прежде ея преступной связи, но не так часто.
Призванный доктор, по верным признакам, узнает причину ея болезни, и объявляет, что она беременна уже несколько месяцев.
Беременна! дитя, которое она носит над сердцем, есть законный плод ея супружества, и в то время, о Боже! когда она уже носила его, она решилась на ужасное преступление!
Как загладить это преступление? чем? не падет-ли на невиннаго ребенка наказание за грех ея?
Страшны теперь для нея каждая минута, каждый час, каждый день.
А распустившаяся молва доходит до многих ушей.
Не смеет она надеяться, не смеет молиться.
Буря страсти утихла, но она разбила ея сердце, сокрушила душу. Бедная грешница чувствует, что она потеряла право носить имя ея мужа.
Время летит, и ея час приближается. «Благодарение небу! по крайней мере, муж ничего не знает».
Желает она порою смерти, как наказания, которое заслужила; но желает и жить для малютки, который скоро родится.
Не думает бедняжка одного, что рано или поздно безчестие жены делается известным мужу.
Она производит на свет прекраснаго мальчика, но при виде его заливается горькими слезами, предчувствуя грозящую беду.
И беда не заставляет ждать себя. В один день, когда она только что встала с постели, слабая и изнуренная, в спал-ню входит муж. В глазах его есть что-то зловещее, черты искажены бешенством.
— «Безчестная женщина!» говорит он глухим голосом, подходя к ней.
Она поняла его, но не думает оправдываться, и падает пред ним на колени.
Сколько упреков, угроз, обид выносит несчастная! — но она не помышляет о себе, о своем будущем; у нея одна мысль — о сыне, и она лепечет едва внятно: «Но сын наш…»
— «Мой сын, безчестная!» кричит муж в изступлении: «он твой, он плод твоего преступления… Пусть будет проклято это изчадие греха!»
Она не ожидала этого; она не предвидела такого жестокаго наказания! Она склонилась на пол без чувств, и из груди ея вырвался громкий, пронзительный, болезненный стон; этот стон был предшественником смерти: она не открывала глаз на Божий свет, не испустила более ни одного вопля и безсознательно разсталась с жизнию.
Чрез три дня после этого, из под супружескаго крова выносили простой деревянный гроб: провожатою за ним была какая-то старуха с грудным младенцем на руках.
