— Пошли!
«Неужели она поедет со мной? — испугалась Вера. — Зачем? Что за проверка?» Теперь ей постоянно мерещилось, что ее проверяют, контролируют, хотят выжить. Если кто-нибудь из товарищей шел в зал послушать ее, она считала, что он это делает не из интереса к ней, а по поручению руководства, и уже не могла читать, внимание раздваивалось, внутри было пусто, она начинала «нажимать» — имитировать эмоциональность. Явных провалов не было, выручал профессионализм, но и контакт с залом не возникал. Ее равнодушно слушали, вежливо аплодировали, а она потом не спала ночь, терзалась вопросами: «Что происходит? Что со мной? Неужели я действительно выдохлась?» Ей передали, что у руководства якобы существует такое мнение о ней. В трезвые минуты она понимала, что сделала все, чтобы такое мнение могло сложиться.
Тогда, незадолго до ухода на пенсию ее режиссера, Филармонию слили с Госэстрадой, образовался Ленконцерт, и сменилось руководство. Веру считали любимицей прежнего худрука. У них были хорошие отношения, совпадали вкусы, он ценил ее одержимость, всячески поддерживал. Ходили слухи, будто бы она находится в интимных отношениях с худруком, но она только смеялась.
Вероятно, в каждом коллективе найдутся два-три человека, как правило, малоспособные, неудачливые, убежденные, что товарищи достигают успеха обходными маневрами, на которые они «никогда не пойдут». Стоит ли обращать на них внимание?
Если бы инцидент с Владленом Николаевичем — молодым режиссером — произошел при старом худруке, она немедленно пошла бы к нему, без утайки все рассказала, он, конечно, правильно понял бы ее и дал кого-нибудь другого, но идти с жалобой к новому не хотелось. И на что, собственно, жаловаться? Что двадцатипятилетнему Владику она кажется старухой? Какой женщине, особенно актрисе, приятно напоминать о своем возрасте?
Тогда ей было сорок семь. Она с ужасом думала: «Уже сорок семь!» Теперь она с грустью вспоминает: «Только сорок семь!»
Тогда еще очень хотелось работать, но самостоятельно она не могла, привыкла к режиссерской руке, привыкла в спорах находить острый, интересный рисунок, и потом, никому не дано видеть и слышать себя со стороны, нужен корректирующий глаз.
Через месяц ей позвонил Владик и сказал, что приготовил для нее «гигантский» материал. На встречу с ним Вера пошла, заранее настроенная против всего, что он ей предложит. И Владик помог ей: «гигантский» материал оказался историей немолодой женщины, которая жила-жила с мужем и, вдруг поняв, что он мещанин, ушла от него. Но она его все-таки любила и, чтобы заглушить тоску, занялась общественной работой, боролась за правду и справедливость и во всех случаях без осложнений побеждала. Кроме того, она стала опекать трудного подростка, который под ее благодетельным влиянием бросил дурную компанию, начал хорошо учиться, поступил в авиамодельный кружок и обнаружил редкие способности. Работала она секретарем директора какого-то учреждения — человека вспыльчивого, властного, резала ему правду-матку в глаза, и директор тоже начал исправляться. Ее бурная деятельность перемежалась приступами тоски — уходят годы, но сознание правильности избранного пути помогло ей бороться с ними. В конце ее, разумеется, ждала награда: у директора весьма своевременно умерла жена, и он всем сердцем потянулся к своей секретарше.
