Воодушевившись, я внушаю ему, что нужно сорвать ее планы, показать, кто тут хозяин, обвести ее вокруг пальца, как бы поддавшись ее дурацким замыслам, а в конце нанести решающий мастерский удар и оставить ее с носом. Я взываю к его природе, направляю его действия – ему всегда было легко в мужском обществе, а женщины со своими кознями вызывали у него злобное недоверие.
– Все они такие, – заявил он мне однажды, пустившись разглагольствовать, словно забыл, с кем говорит. – Суки. Сначала улыбаются тебе до ушей, а потом хватают кухонный нож и вонзают тебе в спину. И все сходит с рук – в газетах каждый день об этом пишут. И что тут сделаешь? Здоровенный мужик – и такая маленькая слабенькая девчонка. Конечно, все думают, будто он что-нибудь с ней сделал, так? Насилие в семье или как там его, черт подери. И вот она хлопает глазками в суде, у нее опека над детьми, наличные и бог знает, что еще.
– Не нужна мне опека.
– Да ладно уж, – говорит Джон Страз. – Хватит придуриваться. Там Париж, хорошая школа, новая жизнь.
– Сколько можно повторять, я хочу остаться здесь.
– Да почему же? – Он с недоумением смотрит на меня, как собака, которую оставили без прогулки. – У тебя будет все, что хочешь. Одежда, пластинки…
– Мне этого не надо. Думаешь, она просто возьмет, блин, и вернется через пять лет и купит меня на деньги этого француза? – отвечаю я, а над его голубыми глазами пролегает морщина. – Ведь все эти пять лет у меня был ты. Заботился обо мне. Старался, как мог.
Отец едва заметно кивает, и видно, что он внимательно слушает.
– У нас же все было хорошо, правда, папа? На что они нам сдались?
Молчание. Кажется, мои слова задели верную струну.
– Это у тебя все было хорошо, – говорит он.
Непонятно, вопрос это или нет.
– Мы же справимся, – говорю я. – Всегда справлялись. Бей первым, и бей быстро. Пап, не сдавайся, слышишь? Чтоб эти подонки не смели тебя победить.
Снова пауза. Потом он рассмеялся – поразительным, солнечным молодым смехом. Просто удивительно.
– Ладно, детка, – произносит он. – Давай попробуем.
И с новой надеждой мы вступаем в август. Через три недели мой день рождения, через четыре – начинается новый триместр. Полно времени, чтобы отец привел территорию к ее изначальному виду, все починил и наладил, поставил мышеловки и перекрасил Игровой Павильон. Ко мне вернулся оптимизм. И не на пустом месте: отец не забыл наш разговор и на этот раз, по-моему, старается себя преодолеть.
Я очень надеюсь на это, мне даже немного стыдно за былое отношение к нему. Конечно, всякое случалось, но, по крайней мере, он был честным. Сделал все, что мог. Он не бросил меня и даже пытался перетянуть на свою сторону. По сравнению с поступками матери даже футбол и уроки карате кажутся не такими уж и глупыми, а больше смахивают на неуклюжие, но искренние попытки подружиться со мной.
