Таким образом, она подобралась к следующему пункту: они с Ксавье очень стараются, но у них не выходит с ребенком. И хотя у Шарон не хватало смелости написать мне, она никогда не забывала своего Гномика, свою ненаглядную радость, и каждый божий день думала обо мне.
Наконец она уговорила Ксавье. У них в квартире столько места, что хватит на троих. Я – такой способный ребенок и запросто выучу французский; но главное, у меня снова будет семья, любящая семья, и деньги, чтобы купить все то, в чем мне столько лет отказывали.
Какой кошмар. Прошло четыре года, и за это время отчаянная тоска по матери превратилась в полное безразличие, и даже хуже. Мысль о том, чтобы снова увидеть ее – пойти на примирение, о котором она явно мечтала, – вызвала у меня какое-то тупое, тошнотворное замешательство. Шарон Страз представилась совсем в другом свете – она со своим дешевым блеском искушенности предлагает мне новую готовую жизнь-дешевку в обмен на годы моих страданий. Только вот мне этого уже не надо.
– Надо, детка, – говорил отец.
Его жестокость сменилась приторной жалостью к себе, не менее отвратительной. Меня не обманешь. Банальная сентиментальность уголовника, с татуировкой МАМА и ПАПА на окровавленных пальцах, негодование бандита по поводу увиденного в новостях педофила, слезы тирана над собачкой, погибшей под машиной.
– Надо, надо. Такая возможность, понимаешь? Не упусти. Я-то? Да я бы принял ее назад хоть завтра. Хоть сегодня.
– Ну а я нет. Мне и здесь хорошо.
– Ну конечно. Хорошо. Да тебе же предлагают такое…
– Какое?
– Ну, Париж, там, деньги. Нормальную жизнь.
– У меня и так есть жизнь.
– И деньги.
– Не нужны мне ее деньги. Нам хватает.
– Ну ладно.
– Я серьезно, папа. Не поддавайся ей. Я хочу остаться здесь. Не надо меня заставлять.
– Я же сказал – ладно.
– Обещаешь?
– Угу.
– Честно?
– Угу.
Но он отводил взгляд. Вечером, когда надо было выносить мусор, в помойном ведре оказалась куча корешков лотерейных билетов – штук двадцать, а то и больше: «Лото», и «Гарпун», и «Победитель получает все!» – сверкающие, будто елочные игрушки, среди спитой заварки и консервных банок.
Появление Шарон Страз стало главным ударом того лета. Из ее писем (которые отец раньше прятал, а теперь они лежали передо мной, все больше ужасая) было ясно, что у нее далеко идущие планы. В принципе, Ксавье согласился стать мне приемным отцом, Шарон навела справки в окрестных школах и даже связалась с нашей местной социальной службой, которая снабдила ее информацией о моей посещаемости, успеваемости и отношении к жизни. Что укрепило ее доводы, направленные против отца.
