Он налил себе виски, выпил. Взял из коробки папиросу, размял. Вздохнул. Положил в коробку.
— И когда это началось, все вокруг, вообще все, весь мир — он как бы остановился. И все стало как-то… сразу… так хорошо и понятно… так хорошо… — он всхлипнул, — я… никогда так… никогда так… никогда ничего такого… не чувствовал…
Боренбойм всхлипнул. Зажал рукой рот. Волна беззвучного рыдания накатила на него.
— Слушай, может, тебе… — начал привставать Савва.
— Нет, нет… нет… — затряс головой Боренбойм. — Сиди… по… посиди… — Савва сел.
Приподняв очки, Боренбойм вытер глаза. Шмыгнул носом:
— И это еще не все. Когда у нас все кончилось, она ушла в дом. Я там… стоял и стучал. В ворота. Очень хотел… чтобы она была со мной еще. Не она. А ее сердце. Вот. Но никто не открыл. Таковы, блядь, правила игры. И я пошел. Вышел к станции. Нанял там лоха одного. Да! А когда в карман полез, в бумажнике нашел вот что…
Боренбойм достал бумажник. Вынул карточку VISA Electron. Бросил на стол.
Савва взял.
— И вот теперь — все, — выпил Боренбойм. — У меня предчувствие, что это не просто кусок пластика. Там что-то лежит. Видишь, в уголке там?
— Пин-код?
— А что еще?
— Вполне может быть. — Савва вернул ему карточку.
— Юграбанк. Ты знаешь такой?
— Слышал. Газпромовская контора. В Югорске. Далековато.
— Знаешь там кого-нибудь?
— Нет. Но это не проблема найти. Хотя а чего ты узнать хочешь?
— Ну, кто положил. Я уверен, что там есть деньги.
— Чего гадать. Дождись утра. Слушай, а эти… которые тебя молотили?
— Я их больше не видел.
Савва помолчал. Пожевал губами. Тронул свой маленький нос:
— Борь, а как он тебе мог пушку приставить, если ты с охраной ходишь?
— В том-то и дело! Вчера я отдал охранника одной сотруднице. Она руку ошпарила, не может водить. Н у, я и… помог девушке человечинкой. Мудак человеколюбивый.
Савва кивнул.
— Ну, что скажешь?
— Пока — ничего.
— Почему?
— Слушай, Борь. Только не обижайся. Ты… нюхаешь часто?
— Уже месяц ни пылинки.
— Точно?
— Клянусь.
Савва наморщил лоб.
— Ну, что мне делать? — Боренбойм взял папиросу. Закурил. Савва пожал мясистыми плечами:
— Позвони Платову. Или своим.
Захмелевший Боренбойм усмехнулся:
— Я это и так сделаю! Часика через три. Но мне хочется понять… хочется услышать твое мнение. Что ты об этом думаешь?
Савва молчал. Разглядывал острый подбородок Боренбойма. На подбородке выступили бисеринки пота.
— Сав?
— Да.
— Что об этом думаешь?
— Как-то… ничего.
— Почему?
— Не знаю.
— Ты что, не веришь мне?
