- Я - из угрозыска.
Думал, что пограничник не поверит. Но тот только улыбнулся одними глазами.
- Точно, именно там и видел...
Снова Сидоркин стал смотреть на близкие борта судов и краем уха все прислушивался, что еще скажет этот разговорчивый таможенник.
- Как твой Верунчик? - спросили сзади.
- Ее Верой зовут.
- Что-нибудь случилось?
- Брата ее встретил, пьяного.
- Редкое явление в нашем городе!
- Не нравится он мне. Хитрый какой-то, себе на уме. А еще я узнал: его выставили из порта. За контрабанду.
- Уже серьезнее.
- Боюсь: он из тех "братиков", что околачиваются на толкучке.
- Понятно. Так как твоя Верочка?
- Говорю же - брата ее встретил пьяного.
- Ну и что?
- Пьяные разные бывают.
- Да, да! Вот я тоже иду вчера - бабы над пьяным хлопочут. А он выкамаривается, стихи им читает: "Сердобольные, - говорит, - русские бабы волокут непосильную пьянь".
- Есенин, что ли?
- Шут его знает... Тоже говорят: пьяный пьяному рознь. Жалеют: "Хороший человек, видать. Другой бы матом, а он стихами кроет..."
Помолчали. Катер наклонился на крутом повороте и закачался на своих же волнах, отраженных от причальной стенки.
- Смех прямо! Бежит, например, человек по бульвару в спортивном костюме - и все оглядываются, плечами пожимают. Идет пьяный - еле держится, - хоть бы кто слово сказал. Привыкли, что ли?..
- Веселие Руси есть пити.
- Это когда было сказано? В темные века?
- "Класс он тоже выпить не дурак". Маяковский.
- Выпить - это ж не напиваться. Я все думаю: почему такое общественное терпение к пьяным? Как прежде к юродивым...
- Бить их некому, - сказал Сидоркин, не оборачиваясь.
- Вот тебе глас из народа, - обрадовался таможенник. - Только не кнутом надо бить - словом.
- Мертвому припарки...
Катер толкнулся, ударившись о причал. От неожиданности Сидоркин стукнулся головой о переборку и выругался. И стал ждать, когда сойдет последний пассажир.
На берегу топтались отъезжающие, прятались в тень: в затишке пристани было жарковато от солнца. За пакгаузами лязгал буферами поезд, перегородивший дорогу. Сидоркин уцепился за черные поручни, перебрался по вагонной площадке на ту сторону, с удовольствием вытер о штаны измазанные мазутом руки. Это почему-то добавило ему уверенности. Он огляделся и, не заметив за собой никакого "глаза", бодро зашагал к Интерклубу.
Там у дверей уже стоял чистенький экскурсионный автобус, за стеклами виднелись равнодушные лица иностранных моряков. Возле автобуса суетился красивый чернявый парень в небрежно накинутой на плечи серой куртке, судя по описанию, тот самый Кастикос, порученный ему на этот день. Сидоркин постоял в стороне за липами, дождался, когда из подъезда вышла Евгения Трофимовна, и с равнодушным видом пошел к автобусу.
