Стихотворения и поэмы | страница 4
Рифмы Галича столь неожиданные, небывалые, как будто и впрямь, по Маяковскому, импортированы «из Венесуэлы»[7]. Вот ряд примеров из одного только стихотворения: «палешанина — Полежаева», «тайная — летальная», «бокал — бокам» (тут «м» и «л» так аукаются, так тонко слуховое отличие, что эту рифму хочется назвать тавтологической), «ментики — арифметики». Звуковое подобие почти везде у Галича захватывает три слога. А в последнем случае еще и оживлено асимметрией («н» здесь так «лукаво» перекликается с «м»!). А вот еще: «заполночь — заволочь» «ровесники — песенки». А эхо-рифма «в знать — узнать»? Приведу еще один отрывок из поэмы «Кадиш», где нет почти ни одной не то чтобы банальной, но просто заурядной рифмы, не несущей авторского невытравимого «тавра»:
В некоторых рифмах созвучие здесь распространяется на четыре слога. Рифма, уже в процессе ее начального поиска, неминуемо обогащает лексику («две сами прийдут, третью приведут», а та подскажет неожиданное слово), и прежде всего рифма (хотя, конечно, и не только она) обусловила богатство и контрастность лексики Галича. В его стихах все социальные слои советского общества получают свое слово, а свой язык, своя лексика и даже свой синтаксис есть у любой общественной группы. Не спутаешь у Галича и разные индивидуальности: они мгновенно узнаваемы. Это свойство галичевской поэзии, естественно, пришло из-отточенной манеры драматурга — ведь без «речевых характеристик» персонажи пьес просто не существуют[8]! Рассмотрим одно из значительнейших произведений поэта — «Новогоднюю фантасмагорию». Из «действующих лиц» возьмем одно — «полковника». И выпишем все, что о нем говорится: