А врачей было много. В палате постоянно дежурило по четыре человека (это не считая Фэба, Кира, и Скрипача), во время консилиумов могло подходить и еще сколько-то, порой в комнате находилось одновременно до десяти специалистов. Первые трое суток консилиумы шли каждые полчаса, потом — раз в час, затем — раз в два часа. Скрипач и Кир во время этих консилиумов чувствовали себя дураки дураками. Если прежняя полевая практика была проста и понятна, то происходившее сейчас они до конца понять не могли при всем желании. Не тот уровень. Не те знания. Не та область.
Запущенные и приостановленные механизмы умирания, прогнозы и планы, поиск обходных путей, химия обратимых и необратимых процессов, клеточные ответы… Тело сейчас было даже не телом, оно словно бы превратилось в игровое поле, вот только исход этой игры был до сих пор неясен.
— Так когда будет можно? — снова настойчиво спросила Берта.
Скрипач виновато отвел глаза.
— Если будет хотя бы один «плюс», думаю, они разрешат, — сообщил он после полуминутного молчания.
Джессику действительно пустили к Ри, но уже на третьем «плюсе», когда удалось победить застарелое воспаление легких, поднять синтез собственных гормонов, и перевести с заменителя на половинный объем своей крови. Скрипач об этом знал, Берта и Джессика, разумеется, нет.
— Ладно, потерплю, — Берта опустила голову.
— Малыш, я… — Скрипач осекся. — От меня же ничего не зависит.
— Я знаю, — она отвернулась. — Прости, рыжий. Я пойду, наверное.
— Подожди.
— Зачем, родной? Ты стоишь тут, нервничаешь, тебе нужно идти обратно. Мне тоже не легче. Я завтра приду, хорошо? Может быть, что-то изменится.
Скрипач с раскаянием посмотрел на неё. От жалости у него сейчас сжималось сердце — потому что Берту он и в худшие годы такой не видел. Она очень сильно исхудала, волосы на висках поседели, на лбу пролегли тонкие морщинки. О себе она эти дни не говорила вовсе, но Скрипач видел: она еле держится.
— Где ты сегодня ночуешь? — спросил он.
— В «Просторах», мне там койку дали, — она слабо улыбнулась. — Завтра утром в Москву, потом снова сюда.
В Москву она ездила каждый день, но ни Скрипач, ни Кир с Фэбом про это не знали. Подъем в шесть утра, перекусить наскоро остатками дневного рациона (в сутки ей выдавали один полевой рацион Санкт-Рены), потом, на первом катере — в город, пытаться разобрать как-то то, что официалы оставили от их квартиры. После — в Бурденко, вместе с Джессикой. А затем — обратно, чтобы в шесть вечера подняться сюда, на пятый этаж, на границу стерильной зоны, и поговорить со Скрипачом.
