Вырождение большевиков из народной партии рабочего класса в диктаторов над рабочим классом не случайность. Комбинация политических идей и реалий государственной власти (и общественных отношений ими производимыми) не могли не привести к такому вырождению. Политические идеи большевизма, с его авангардизмом, боязнью стихийности и идентификацией партийной власти с властью рабочего класса неизбежно вели к тому, что партия разойдется с теми, кого она якобы представляет. В конце концов, если партия – авангард, тогда, автоматически, все остальные - «тормозной» элемент. Это означало что, если рабочий класс попытается сопротивляться большевистской политике или исключит их из советов, то значит (согласно авангардистской логике) рабочий класс «дрогнул» под влиянием «мелкобуржуазных» и «тормозных» элементов. Авангардизм порождает элитаризм и, если он объединяется с государственной властью, диктатуру.
Государственная власть, как анархисты всегда подчеркивали, означает делегацию власти в руки меньшинства. Следовательно, общество автоматически делится на тех, кто владеет властью и на тех, кто ей подчиняется. Оказавшись у власти, большевики потеряли свою связь с рабочим классом, отделилось от него. Русская революция полностью подтвердила утверждения Малатесты, что «правительство, т.е. определенное число лиц, которым поручено составлять законы и которые пользуются силою вcеx, чтобы принудить каждого исполнять их, устанавливает привилегированный и отдельный от народа класс. Оно инстинктивно старается, как и всякое тело (общество), устроенное для умножения своих аттрибутов, избежать контроля народа, внушить свои желания, заставить господствовать свои частные интересы. Поставленное в привиллегированное положение, правительство находится в антагонизме с массами, силами которых оно ежедневно пользуется». [Э.Малатеста, Анархизм]
Предельно централизованное государство, т.е. которое строили большевики, уменьшает ответственность (подотчетность) до минимума, при это отделяя правителей от управляемых. Массы перестали быть источником вдохновения и власти, а стали инородной группой, отсутствие в которой «дисциплины» (т.е. способности подчиняться приказам) поместило революцию в опасность.
Как утверждал один российский анархист: «С помощью целой бюрократической системы и новой «государственной» морали советское правительство снова закабалило трудящиеся массы. Крестьяне и заводские рабочие оказались под пятой нового класса администраторов, в массе своей вышедшего из утробы интеллигенции. Мы не хотим сказать, что Ленин и его сторонники хладнокровные циники, что с хитростью Макиавелли продумали структуру нового класса, дабы удовлетворить свою персональную жажду власти. Вполне возможно, они руководствовались искренней заботой о человеческих страданиях. Тем не менее, даже самые возвышенные намерения гибнут, когда речь идет о централизации власти. Разделение общества на администраторов и работников неумолимо следует за централизацией власти. Иначе и быть не может». [The Anarchists in the Russian Revolution, с. 123–4]
