— Этот бедняга Ла Феррьер вам не нравится?
— Нет, монсеньор, совсем не нравится! И я не могу себе представить, что он уговорил ваше высокопреосвященство просить моей руки у госпожи герцогини Вандомской.
— Ах, так вам об этом известно?
— Да, монсеньор… И я умоляю ваше высокопреосвященство поблагодарить господина де Ла Феррьера за оказанную мне честь и попросить его впредь не упорствовать в своих усилиях, которые ни к чему его не приведут.
— Даже если это устраивает меня?
Голос кардинала стал суровее, но Сильви не дрогнула:
— О монсеньор! Я так мало значу, что моя судьба не может занимать хотя бы на мгновение князя католической церкви и всесильного министра.
Снова воцарилась тишина. Потом Ришелье протянул руку:
— Подойдите сюда, малышка!. Поближе! Садитесь-ка на эту подушку, чтобы я мог видеть ваши глаза.
Сильви послушно не стала отводить глаза в сторону и не пыталась спрятаться от властного взгляда, устремленного на нее. И вдруг кардинал улыбнулся:
— Вы ведь совсем меня не боитесь, верно?
Это было сказано так ласково, что Сильви тоже улыбнулась в ответ.
— Нет, монсеньор. Совсем не боюсь, — ответила она и покачала головой. В такт качнулись длинные шелковистые локоны.
— Ну что же, по крайней мере, вы откровенны! Господь свидетель, как это мне приятно. Ведь я постоянно сталкиваюсь с притворщиками, вижу лица кислые, испуганные или презрительные. Разумеется, это не относится к королю. Есть еще несколько человек, но их так мало. Итак, раз вы меня не боитесь, я предлагаю вам сделку…
— От меня так мало толку, я такая неловкая, монсеньор, и…
— Вам не понадобится никакая ловкость. Мы с вами больше не говорим о бароне де Ла Феррьере, но за это вы будете приходить ко мне и петь для меня!
С губ Сильви немедленно слетел ответ, а прелестные ореховые глаза засияли:
— О! С радостью! Так часто, как это будет угодно вашему высокопреосвященству! Только… если королева разрешит.
— Разумеется! Будьте уверены, я не стану злоупотреблять этим! А теперь спойте мне еще что-нибудь!
Сильви снова взяла гитару, но в это мгновение в комнате появился человек. Казалось, он вышел прямо из гобелена. Молчаливый, словно призрак, монах, чью тонзуру возраст увеличил, а бороду проредил. Ришелье сделал знак Сильви, чтобы она перестала играть.
— Что случилось, отец Жозеф?
Отец Жозеф дю Трамблэ молча нагнулся к уху кардинала и что-то прошептал. Умиротворенное лицо кардинала немедленно посуровело:
— Мы разберемся! Мадемуазель де Лиль, я вынужден расстаться с вами, потому что мне необходимо вернуться к делам. Мадам де Комбале ждет вас в галерее, и ваш «эскорт» вас, я полагаю, проводит. Благодарю вас за доставленное удовольствие. Но когда вы вернетесь вновь — а я надеюсь, что это случится очень скоро, я пошлю за вами своих людей, чтобы не заставлять ее величество утруждать своих… Да хранит вас господь!
