Злые ветры Запада | страница 46
– Смерть близко, внук.
Дуайт открыл глаза, со всхлипом втянув воздух. Простыня под ним промокла насквозь. Пошарив глазами, он разглядел крепкую широкую фигуру, облитую золотом, стоявшую у окна со свинцовым ставнем.
Миз Хартиган повернулась к нему, растянула в улыбке свои удивительно нежные и удивительно узкие для такой нежности губы.
– Я уже стала переживать за тебя, Дуайт. Ты кричал.
Он промолчал, глядя на нее. Сердце перестало рваться наружу, пот не бежал, чуть стекал по спине холодными каплями.
– Поймал ночь, да…
– Что? – переспросила миз Хартиган и сделала шаг вперед. – Что ты сказал?
– Мне… – Дуайт взял кувшин с лимонадом, стоявший у кровати, торопливо глотнул. – Мне вчера сказали – лови ночь. Поймал, что и говорить.
– Carpe diem. – Она снова хитро, по-кошачьи, улыбнулась. – Carpe diem, мой сладкий мальчик. Лови день, так говорили римляне.
– Римляне?
– Да. Я же девочка с ранчо, мне такого знать не положено?
Миз Хартиган поднялась на цыпочки, завела за голову полные, заливаемые солнечным золотом руки. Качнулись совершенно золотые волосы, чуть прикрыв качнувшуюся золотую крепкую грудь никогда не рожавшей женщины. Дрогнул выпуклый живот и никак себя не повели золотистые волосы в самом его низу.
– Зато я знаю и умею много другого… Поймаем день, мой мальчик?
И они стали ловить только-только рождающийся день. Ведь и Дуайт, и Керри Хартиган жили во времена Великой Бойни, когда каждый день мог стать последним.
Они ловили день, ловили его во вздохах, в блеске глаз, в запахе пота, в шорохе простыни, друг в друге и в жизни вокруг. Ловили и поймали. А потом, чуть отдохнув, продолжили ловить. И еще чуть позже, поняв, что нет ничего лучше, и, чуть устав, просто заснули. Керри Хартиган спала, закинув крепкую ногу с ногтями, покрытыми красным лаком, на иссеченное шрамами бедро рейнджера Дуайта Токомару Оаху.
Pt. 4: The Judas Kiss
Смерть лишь начало.
И по делам и грехам воздастся.
«Новый Тестамент», ст. «Человеки». Преподобный Джосайа из Тако
Дуайт смотрел на улицу с балкона. Ветер гнал пыль, песок и больших засохших пауков. Полуденное солнце било через раскаленный жестяной козырек, наплевав на людей внизу. Солнце очень давно и думать забыло про человеческие беды.
Кофе в кружке давно остыл, но все еще пах вкусно и маняще. Дуайт отхлебнул глоток, покатав по языку эту странную смесь горечи и сладости. Священники не жили на широкую ногу, но сахара в фарфоровой старой сахарнице хватало.
Моррис, зевая и потягивая через соломинку мутное пойло, именуемое коктейлем, дымил без остановки. Как и всегда, впрочем, со вчерашнего перепоя. Плевать он хотел на приличия и рамки дозволенного, а Марк его не поправлял. Самому Марку уж точно хотелось не просто холодной воды, но командор сегодня выступал примером воли и выдержки. Хавьер, меланхолично жующий лакрицу, косился на него с явным злорадством.