Вспоминается бородатый анекдот:
— Ваша жена — француженка?
— Нет, я сам ее научил.
Так или иначе, но версия относительно привязанности Анны к Мазарини на почве сексуального гурманства была одной из самых распространенных и в то время, и в последующие. Впрочем, версия — это всего лишь предположение, не более того…
В принципе этот роман привлекал к себе внимание прежде всего высоким социальным статусом его участников, а не какими-либо подробностями, которыми в ту эпоху трудно было бы кого-то удивить.
Тогда блистала великосветская гетера Нинон де Ланкло, которую всерьез превозносили как образец добродетели. Благонамеренные матери водили к ней в дом, где процветал самый откровенный, самый изощренный разврат, своих подрастающих дочерей, чтобы те усваивали правила хорошего тона.
Самые ортодоксальные моралисты того времени не находили ничего предосудительного в поведении этой алчной жрицы любви, способной обслужить в течение одного вечера не менее дюжины достаточно требовательных сластолюбцев.
Мольер, страстно порицавший порок в своих знаменитых комедиях, не только благосклонно отзывался о Нинон де Ланкло, но и увековечил ее в образе Селимены. Впрочем, ситуация отнюдь не нова: античные драматурги часто увековечивали известных гетер в обмен на ласки достаточно высокого класса, так что великий французский комедиограф, весьма вероятно, попросту пошел по стопам Аристофана или Евполида.
Как и Людовик XIV, став королем, пошел по стопам своего отца в плане исполнения роли капризного баловня, которому ни в чем не должно быть отказа, потому что он есть государство, истина в последней инстанции, животворное Солнце и никак не иначе… Его Версаль был, бесспорно, самым блестящим из королевских дворцов Европы. Великолепные празднества, балы, спектакли, фейерверки, немыслимая, фантастическая, режущая глаз роскошь придавали Версалю статус законодателя мод, манер, нравов — всего того, что принято считать великосветской жизнью в самом широком смысле этого понятия.
Элементами этой жизни были и возникшие при Людовике Парижская Академия наук, Королевская музыкальная академия и Обсерватория. Это было необычайно престижно и работало на формирование имиджа неустанного покровителя наук и искусств.
Между прочим, когда в 1665 году была поставлена антиклерикальная комедия Мольера «Тартюф», Людовик горячо приветствовал ее, что не помешало ему строго запретить ее в 1680 году, причем без каких-либо объяснений.
