Города и дороги. Избранные стихотворения 1956-2011 | страница 26



солнце, что здесь еще светит… И все-таки
уже исчерканные мною,
как тающий каток весною,
чужие стоптанные камни
моими суть черновиками.

…серые камни вдоль букинистов… ⇨ На набережных Сены с лавками букинистов.

…и глазом / простым ты увидишь, как ум за разум / заходит, когда зайдет на востоке / солнце, что здесь еще светит… ⇨ Аналог к приписываемой Пушкину лицейской эпиграмме на строку «Се от Запада грядет царь природы…»: «И изумленные народы / Не знают, что начать: / Ложиться спать / Или вставать?» Здесь, однако, солнце заходит на том востоке, который в стороне России, на два часовых пояса раньше, – когда в Париже солнце еще не зашло.

«В тот год подпортили весну большевики…»

В тот год подпортили весну большевики,
чтоб обеспечить посещаемость балета.
Шелка ползли в театр, надев дождевики…
А кто мне обещал, что наступило лето?
Кто обещал – и позабыл, что обещал,
скорей причудилось, чем вправду обещалось,
и не из-за того, а просто обнищав,
я промокаю, промерзаю, простужаюсь.
Ни водостоков с крыш, ни мокнущих афиш,
ни теплых па-де-де в парах двойного кофе
я больше не хочу. Смотри, не ешь, не пьешь,
когда барометры клонятся к катастрофе.
Так бормотала я в тот год себе сама,
в тот год давно прошедший, семьдесят девятый,
когда свирепствовала мокрая зима,
вбивая мерзлый гвоздь в Париж полураспятый.
Так бормотала я в тот год себе самой,
осуществляя впрок свободу бормотанья.
По всем приметам выходило, за зимой
придет октябрь и осень страшного братанья
волков с гиенами на наших позвонках,
и выходило: проморгают, проворонят…
Объявлен ясный день, и в слякоти, впотьмах
припоминай теперь, как выглядел барометр.

…чтоб обеспечить посещаемость балета. ⇨ Погода той весною действительно была дождливая, а в Париже гастролировал балет Большого театра.

…в тот год давно прошедший, семьдесят девятый… ⇨ Под стихотворением, написанным в мае 1979, при первых публикациях стояла дата: 19791984.

Объявлен ясный день, и в слякоти, впотьмах / припоминай теперь, как выглядел барометр. ⇨ Когда я прочитала только что написанное стихотворение моей польской подруге Ирене Лясоте, она пришла в некоторое изумление: только что, первой в Париже, она получила самиздатский экземпляр романа Тадеуша Конвицкого «Малый апокалипсис», действие которого происходило в Варшаве неопределенного будущего (может быть, почти настоящего), где отменены, правда, не барометры, а календари (но ср.: …хронометры сверяли по погоде… из стих. «Мы плыли вдаль, и вглубь, и удивлялись…»). Позднее я перевела роман Конвицкого: безжалостно сокращенный, перевод был напечатан в израильском журнале «22».