"Вот сука, - подумал Полянский. - Вот гад. Нет, чтобы выручить... Ему же надо. Подонки. В жизни для вас пальцем не шевельну!".
* * *
Регулировщица Глафира Степанова сунула подмышку красный флажок и полезла в карман гимнастерки за папиросами.
Степанова злилась не потому, что "Студебеккер" с офицерами проигнорировал ее флажки.
Scheise dreck, регулировщица в Берлине, на развалинах столицы великой империи, регулировщица с красным флажком в руке - "раз - два - студебеккер сюда - форд - туда - опель - подожди!"
А из "Т-34", выворотив во-он то затейлевое чугунное ограждение, вылезет парень и полюбит тебя. Парень с Липовой улицы - Липпенштрассе он ее называет, блондин, высокий блондин. Учился, парень, в Университете Ленинградском, в ЦК Комсомола работал, и войну прошел, до Берлина, можно такому поверить, да, девочки?
Полянский спрыгнул с брони на землю.
Какая девчонка!
- Привет, красавица, - крикнул Полянский. - Как тебя зовут, если это не военная тайна?
Пуля пробила глаз.
Полянский читал на русском, английском и немецком.
Старший сержант Полянский упал.
Радужная оболочка левого глаза Полянского жила еще несколько секунд. Она сохранила в своем окаеме небо - небо над Ленинградом, серое, суровое, небо над Москвой - государственное, главное, небо, веселое, в аэростатах и в предчувствии победы; небо над Сталинградом, яростное, злое, тяжелое небо над Римом - никогда такой тяжести не было.
Пуля попала в правый глаз и вышла разнеся весь затылок.
Скорость пули, выпущенной из "Шмайсера" невелика. И дальность прицельной стрельбы - тоже. Пуля, угодившая в глаз Полянского, была, что называется, шальной. Однако, дело свое она сделала.
Глава 4.
Дареному коту в зубы
Народные массы с окраин устремились в центр города.
С. Довлатов. Наши.
- В общем, алкаш он был настоящий.
Царев скосил глаза и посмотрел на пивную кружку, которую держал перед собой. Белая, рыхлая пена сползала по мутной, толстой, граненой стенке, Царев изящно наклонился вперед, отведя руку подальше, чтобы пена не упала на его зеркально отполированные ботинки.
- В смысле - кот? - спросил Ихтиандр. Откуда взялось это прозвище и что общего было у толстого, высокого, обладающего громоподобным голосом и не иссякающим запасом хорошего, циничного оптимизма Игоря Куйбышева с тонким и трепетным героем морских глубин и девичьих сердец не знал никто. Ко всему прочему, Игорь Куйбышев и плавать-то не умел. Однако, многие из тех, с кем ему приходилось общаться и общаться довольно часто даже не знали ни его настоящего имени, ни фамилии, а так и звали - Ихтиандр, да Ихтиандр. Единственное, что, возможно, как-то, с определенной натяжкой, сближало его с секс-символом, рожденным отечественным кинематографом, так это именно та беспомощность, которая овладевала представительницами слабого пола при виде Ихтиандра-Куйбышева, вероятно необъяснимым образом будившего своим обликом в женском подсознании ассоциации, которые мог бы вызвать у них живой Ихтиандр-Ихтиандр. Женщины тихо сдавались ему не то, что без боя, а даже без намека на сомнение. Просто молча и покорно шли за ним, в зависимости от обстоятельств - в пустую комнату, в ванную, на кухню, в кусты или, случалось, в подвал строящегося дома. Игорь Ихтиандр-Куйбышев был, в отличие от Ихтиандра-Ихтиандра не привередлив.
