- Не понял. То есть, как это - нет? Глюки, что ли, у тебя были? Натуральные?
- Да какие там. на фиг, Глюки! Ее и не было в натуре! Потом я узнал, что ночью ее на ремонт увезли. Куда-то там, - неопределенно махнул рукой Огурец. - Но я-то этого не знал? Врубаешься, какая фигня?
- Да...
Дюк усмехнулся.
- Тут может крыша поехать.
- Может... Не то слово - может. У меня и поехала. Я на полусогнутых обратно к Вилли... Ну, он мне объяснил все, слава тебе, Господи... А то и не знаю, где бы я день закончил. На Пряжке, может быть...
"А тебе бы полезно было на Пряжке месячишко полежать, отдохнуть", подумал Дюк. - "Глядишь, в себя бы пришел. Бухать бы перестал...".
- Вилли... Вилли у нас газеты читает. В курсе. Так сказать, событий находится, - продолжал Огурцов. - Ты-то, вот, знал, что "Аврору" ремонтируют?
- Нет. Не знал, - спокойно ответил Дюк. - Какое мне дело до вашей вонючей "Авроры"?
- Она такая же моя, как и твоя, - встрепенулся Огурцов. - Мне до нее тоже дела нет, между прочим.
- Так чего же ты так расстроился, когда ее не обнаружил?
- Я не расстроился... Я... Как бы это...
- Вот я бы...
Дюк медленно поднялся и вышел из-за стола.
- Я бы радовался как дитя, - заговорил он, пройдясь предварительно по комнате, выглянув в открытое окно и сплюнув на улицу. - Я бы, наверное, кончил, если бы "Авроры" не увидел. Заколебала! Стоит, ведь, сука, на самом видном месте. Как бельмо на глазу. Одно слово - гадость. А ты расстроился... Не гоже, друг мой, не гоже из-за такой пакости нос вешать. Странно даже.
Он пристально взглянул на своего гостя. Тот заерзал на стуле.
- Да нет же, Леша. Ты меня неправильно понял...
- Пустое.
Дюк взял с пола опорожненную бутылку, посмотрел сквозь нее на Огурцова.
- Пустое, - повторил он улыбнувшись и лениво, медленно поведя рукой, бросил ее за спину, в открытое окно, выходящее на людный в это время дня Суворовский проспект. С высоты шестого этажа бутылка летела долго и Огурцов с неожиданно пришедшим и заставившим его мгновенно протрезветь страхом ждал - звякнет ли она об асфальт, или дело примет совсем другой, страшный и непредсказуемый оборот.
***
Саше Огурцову было двадцать три года. Выглядел он значительно моложе своих лет и, несмотря на то, что вел достаточно беспорядочный образ жизни, такой, который, пожалуй, мог совершенно подорвать здоровье и, уж, во всяком случае, оставить на лице молодого человека характерные следы, больше двадцати с первого взгляда ему не давал никто. Продавщицы же в магазинах, или просто случайные люди порой называли его "мальчиком", что Огурцова иной раз обижало, а чаще - веселило.
