Парикмахер Ашот в отсутствие клиента сидел на стуле для ожидающих и читал газету. Правда, я ни разу не видел ожидающих, и мне кажется, что Ашот держал стул у входа в парикмахерскую для себя. Если Ашот не читал, то разглядывал стены, потолок или, запрокинув голову, мечтательно смотрел куда-то вверх и тихо напевал по-армянски.
Когда я подошел к лифту, Ашот рассматривал потрескавшуюся стену, словно маляр перед работой.
— Серго! — обрадовался он. — Садись в кресло, подстригу.
Я молча открыл дверь лифта.
— Торопишься? Почему не отвечаешь? — Ашот ухватился за металлическую сетку двери. — Что я тебе сделал плохого, человек? Бог мой, он обижен на меня! Что мне делать?!
— Взять бритву и отрезать себе язык.
— За что?
— За то, что сказал Левану о пьесе.
— Я хотел, чтобы этот желчный пузырь лопнул от зависти!
— Отойди от двери.
— Отойду, если простишь.
— Ладно, прощаю.
В коридоре я встретил Нану. Она мчалась в секретариат с гранками в руке.
— Обожди меня, — сказала она. — Освобожусь через две минуты.
Надежда, что сын Наны будет дома, не оправдалась. Мальчик был у бабушки.
— Извини за беспорядок, — сказала Нана и стала собирать разбросанные по комнате вещи. Она собрала из комбинации, бюстгальтера неимоверных размеров, платьев и халата довольно большую кучу и, недолго раздумывая, сунула ее в стенной шкаф в коридоре.
Дверь в смежную комнату была приоткрыта, и я увидел угол кровати.
— Обед готов, надо только разогреть, — сказала Нана.
Пока она хлопотала в кухне, я ходил по гостиной, курил и думал о том, как вести себя.
Мы были знакомы еще с университета и, хотя никогда не дружили, с симпатией относились друг к другу. Возможно, симпатия переросла бы в нечто большее, если бы Нана не повстречала Элизбара, альпиниста, одно имя которого у многих студенток вызывало благоговейный трепет. Нана вышла замуж и на втором курсе родила. А через год она стала вдовой. Элизбар погиб.
В газету Нана пришла сразу после университета, бог знает каким путем. Говорили, что ей помог отец, партийный работник. Теперь она в помощи не нуждалась. Она сама могла помочь кому угодно.
Обед был вкусен и обилен. Мы болтали о чем угодно, только не о моем переходе. Разговор об этом еще предстоял.
— Тебе не надоело работать в отделе информации с этими подонками? — неожиданно сказала Нана.
— Они не подонки, несчастные люди. Каждый из них занимается не своим делом. Гарри одно время писал сценарии, Мераб — рассказы. О Леване ты сама все знаешь. Даже мне его порой жалко.
