Это он пытался представить себе много раз на дню — дымные поля сражений и воюющего сына. И тоже не мог — нынешние бои мало похожи на бои его юности. Теперь воюют моторы, моторы, моторы. А значит, и заводы, что поднимаются за теми сопками. И вот эта кустарная гидростанция, воздвигаемая женскими руками.
Волокуши застряли на взгорке. Девчатам никак не сдвинуть их. Впрягаются, тянут, толкают сзади…
— А ну, взя-ли! А ну, друж-ней!
Матвей Денисович тяжело скатывается вниз и пристраивается в упряжку, подставив плечо под веревку.
Юрасов крутит шеей, будто тесен стал воротничок, потом легкой походкой, как всегда прямой, подтянутый спускается вниз и тоже подставляет плечо и тянет, тянет изо всех сил…
— Взя-ли! Взя-ли! По-шла-а!
Когда он входил в кабинет, гордо развернув плечи под замызганным ватником, всегда казалось, что он тут главный, и начальник становился суетлив. Но сегодня он забыл расправить плечи.
— Гражданин начальник, я еще раз прошу и требую…
— Садитесь, Егор Васильевич, и отбросьте формальности, когда мы одни.
— Александр Антонович! Что меня держит здесь — ошибка или преступление, — этого я касаться не буду. Но меня не имеют права… я не могу сидеть тут в безопасности, когда немцы в Донбассе и на Волге. Я имею право защищать… умереть за мое! Мое!
— Вы знаете, все, что я лично мог… Я поставил вас во главе мастерских. Вы даете оборонную продукцию.
— Ее выпустят и без меня! А если бы я… если бы меня перебросили в Донецк… Как бежавшего из лагеря, понимаете? А свои меня знают, они никогда не поверят, что Чубак… Я же могу столько сделать!
Начальник вздохнул и развел руками.
Чубаков поглядел на него и уже безнадежно повторил:
— Когда немцы в Донбассе и на Волге… Я мог бы столько сделать!..
Привез посылку тот же сержант, что и в прошлый раз. Сержант, который нарочно подчеркивал:
— Подполковник интендантской службы послал…
— Подполковник интендантской службы приказал…
Никто, кроме него, не называл так Костю. Говорили просто — подполковник. А этот исполнительно играет глазами и думает про себя… что он думает?
Она еще не успела распаковать посылку, когда в кабинете зазвонил телефон. Теперь, когда всё и все сдвинулись с мест, а частные телефоны мало где работали, это случалось редко.
Многоголосый шум хлынул ей в ухо; телефонистка грозно предупредила: «Вызывает Куйбышев, не отходите!»; потом очень долго не соединяла с Куйбышевом, а кто-то далекий кричал: «Отгружаю три вагона! Три вагона!» Настойчивый женский голос требовал: «Небольшую статью, строк полтораста, но покрепче!», а другой женский голос молил: «Приезжай хоть на один день, ты же можешь, на один день…» И вдруг без предупреждения раздался совсем близкий голос отца:
