— Давайте я. Вы ж с дороги…
Угли не раздувались, Игорь охотно отдал сапог, и в новых руках сапог так бешено запрыгал, что в самоваре разом вспыхнуло алое пламя.
— Сапог-то отдай, Вовка, не скакать же гостю на одной ножке, — сказала девушка. — И углей подложи. Пойдемте в дом, Игорь… простите, не знаю, как по батюшке.
— Откликаюсь на Игоря без батюшки.
— Ну, пошли, Игорь просто так.
Вовка мрачно смотрел, как они шли по двору, перекидываясь шутками, поднялись на веранду, но не вошли, а остановились у двери, и этот кудрявый парень зачем-то потянулся за абрикосами (ведь зеленые еще!) и притворялся, что ему нравится эта кислятина, а Катерина из его рук губами поймала абрикос и тоже сделала вид, что ей нравится… И откуда он взялся, строитель бабушкиных рыдванов?!
Когда Вовка внес на веранду самовар, приезжие с аппетитом уплетали ужин, а Катерина сидела напротив Игоря, подперев голову руками, и была особенно красивая — вызывающе красивая.
Мать приняла самовар и снова приросла взглядом к Никите. Широкоплечий, как отец, самый высокий и сильный в семье, Никитка рьяно перемалывал мясо крепкими зубами. Тщательно лелеемый чуб падал на лоб, прикрывая одну бровь и веселый глаз — самый его веселый глаз, которым он любил подмигнуть как раз в ту минуту, когда надо бы отругать его. Ох, Никита, совсем взрослый стал, и такой завидный парень, что девушки и там небось вьются кругом да около, хлопцы и там небось наперебой зовут в компанию!.. А ты и рад, Никитка? Это ничего, это молодость… Только удержался бы ты на той работе! Удержись, Никитка, пора научиться хоть какому делу, ведь двадцать третий год! Любо ли тебе там, сынок? Не слишком ли тяжело на этих буровых? Не слишком ли суров начальник?..
Сотни вопросов горели на губах у матери, но не задала ни одного: где уж тут, при всех!
Какой-то интересный разговор завязался за столом, так что и Павлушка Светов весь загорелся, и Костя сам не свой стал, и старик оживился — любит поговорить! Все приметила Кузьминишна, а вникнуть в разговор не могла: слишком устала она и от хлопотного дня, и от старания всех приветить, и от тревожного предвкушения предстоящих разговоров с глазу на глаз и с сыном, и с этим его начальником — каков-то он, что за человек? Ведь ему одному, каков бы он ни был, до конца поверит Кузьма Иванович.
Сколько раз старалась она представить себе человека, который должен «хоть кнутом, хоть вожжами» зажать ее сына в кулак. И вот он сидит перед нею, ширококостный, сутулый, бритоголовый, пьет третий стакан крепкого чаю и молчит. Не улыбнется. Бирюк бирюком. Как под таким работать?..
