— Мой случай особый, — со вздохом сказал Липатов. — А вообще-то известно: женишься — переменишься.
— Ты Любу, кажется, знаешь, — обиженно возразил Саша.
Да, они с детства знали Любу и все-таки ревновали…
— Так ведь я и то знаю, что у хорошей жинки муж по ниточке ходит и по сторонам не глядит.
— Неумно.
— Брось, Липатушка, женихи — народ нервный! — начал поддразнивать Палька.
Сашка сказал строго:
— Хватит! Переменили пластинку!
И в его голосе прозвучала знакомая друзьям категоричность, с которой нельзя было не считаться.
Не тяготясь молчанием, каждый из трех продолжал мысленно кружить вокруг этой интересной темы.
Саша думал: какой вздор! С Любой просто не может быть ничего подобного, у нас совсем не те отношения…
Палька думал: в данном случае скорее Люба будет по ниточке ходить, но на кой черт так рано жениться? Нет, я такой хомут не надену, дудки!..
А Липатов посмеивался про себя: что они оба понимают? Женишься — думаешь одно, а получается другое. У нас с Аннушкой никто по ниточке не ходит… а разве это семья? Вот и реши, как лучше!
Они подходили к Дубовой балке, где еще устояло несколько старых дубов из большой, некогда шумевшей тут рощи. Старики рассказывали, что в первые же годы, когда бельгийцы построили шахту, они вырубили рощу для крепи. Уцелевшие дубы теперь начали сохнуть — над их разлапистой листвой торчали сухие, голые ветви.
Липатов замурлыкал себе под нос:
Как заду-у-у-умал сын жени-и-ить-ся,
Дозволенья стал просить…
Песня была унылая, и, хотя припев у нее был «Веселый да разговор!», веселого в ней ничего не было, песня кончалась смертью. Но тягучее мурлыканье Липатушки заглушил счастливый голос Саши, за Сашей звучным тенорком вступил и Палька:
Отец сы-ы-ыну не пове-е-рил.
Что на свете есть любовь…
Веселый да разговор!
Песня смолкла вдруг, на полуслове.
На той стороне балки появилась женщина.
Она была еще далеко, но в лучах заходящего солнца ее высокая фигура в белом платье казалась искрящейся и очень стройной. Шла она вольным шагом человека, наслаждающегося и ходьбой, и солнцем, и ветром.
— Чья такая?
— Вроде не наша.
— Ин-тер-ресно.
Незнакомка увидела их, настороженно замедлила шаг, потом смело сбежала по спуску, перескочила через убогий ручеек, струившийся по дну оврага, и начала подниматься по склону.
Все трое с молодой непосредственностью уставились на нее. Лицо свежее, по-северному не тронутое загаром. Волосы рыжие или кажутся такими в закатном освещении.
Никто не успел разглядеть ее толком. Она прошла мимо и тоже оглядела их независимо, с легким любопытством.
