Стас прошёлся по кухне-гостиной.
– Ну, вот и всё, собственно, – резюмировал он. – Позвольте откланяться. Пейте чай, кушайте плюшки… Если вы будете нужны – я вас найду. Счастливо оставаться!
И вышел за дверь.
Бритоголовый метнулся к двери проворно, словно кошка, и тут же вернулся с удивлённым видом:
– Нет его… Исчез.
– Ну блин, – встал «слесарь». – Фигня какая-то. Пошёл я, – сгребя грубой ладонью пару плюшек, он повернулся и вышел в коридор. Судя по лицу качка, выглянувшего за ним – тот не исчез, а нормально вышел через дверь.
Бритоголовый вернулся за стол.
– Ну, что думаете? – он был немногословным.
– Шикарное место, – расплылся в улыбке патлатый. – Мечта художника, можно сказать!
– О, да он художник, – скривившись, протянула Снежана Викторовна.
– Да, представьте себе! И весьма успешный! – с вызовом ответил жирдяй. – Вы как хотите, а я пошёл присматривать себе комнатку!
– Рядом с таким даже оставаться не хочу, – прошипела Снежана. – Отойдите! – почти приказным тоном рявкнула на стриженого, стул которого преграждал ей дорогу, и, обойдя стол, тоже вышла.
– Ряды редеют, – невпопад сказал Олег. Рассеянно повертел в руках плюшку, откусил – свежая, горячая ещё. Чай уже остыл – к нему никто и не притронулся, за исключением патлатого.
«Продавщица» встала – похоже, она собиралась «сверкнуть глазами», как Снежана, но у неё это получилось нелепо и неуклюже. Вышла молча.
– Вот, видно самых стойких, – хмыкнул стриженый Вольдемар. – Жирдяй, вали, ищи комнату, мы с мужиками поговорим.
Художник вскочил весьма резво для своего сложения, колыхая складками жира:
– Попрошу! Мы все эти… хранители.
– Иди-иди, – полупрезрительно бросил бритоголовый качок. – Не доводи до греха…
Толстяк вышел в дверь – Олегу со своего места было видно, как он стал подниматься по лестнице как раз напротив двери.
Вольдемар достал откуда-то из кармана плоскую фляжку и три точёных стопки, вставленных одна в другую, выставил их на стол:
– Коньяк. Армянский. За знакомство?
– Я не пью, – отрезал бритоголовый.
– Больной? – ехидно поинтересовался стриженый.
– Если только на голову, – спокойно сказал качок. – Выпил своё в жизни, хватит. Пусть быдло пьёт, я помню свои корни.
– А, ну отлично. Ты присоединишься? – не удивился и не возмутился Вольдемар, обращаясь уже к Олегу. Парень, подумав, кивнул, глядя, как наполняется стопка. Краем глаза увидел, что качок тоже встал и направился к выходу.
– Вольдемар Шустер, фотограф, – отрекомендовался стриженый, поднимая стопку.
