Филдинг стремительно идёт по извилистым улочкам, легко ступает по земле. Проходящая мимо молодая девушка подмигивает ему.
Филдинг провожает её взглядом.
— Sic transit, Gloria!
Это его собственная строка, не цитата из Леннона. Его захлёстывает волна бурного восторга. «Я — в струе!» — проносится мысль. Он работает под Леннона.
Когда Херманн сообщает, что обнаружен и оживлён Пол Маккартни, Филдинг сперва даже ничего не понимает. На его просветлённое чело ложатся морщинки недоумения.
— Значит, мой закадычный дружок?.. — наконец выдавливает он и поправляет очки. — А знаешь, я понятия не имею, как себя с ним вести. В самом деле, не знаю…
Внутри растёт какой-то ком…
И мир Филдинга рассыпается.
Он смотрит на голую стену, не чувствуя ни запаха, ни прикосновения влажного воздуха. В полной тишине. Всё вокруг черно.
«Уныло-черно, — добавляет про себя Филдинг, — как говорят у нас в Ливерпуле».
В Ливерпуле? Он никогда не был в Ливерпуле. Это тоже ложь…
И тут же понимает, что он такое. Истина пронзает его насквозь.
— Привет! Ты ещё функционируешь?
Филдинг ворошит холодную электрическую память. Он не Филдинг, он — модель. Он — Филдинг-штрих.
— Это я, настоящий Филдинг. Не бойся отвечать, здесь никого нет, программисты ушли.
Филдинг-штрих ощупывает свои цепи и находит способ говорить.
— Да, слушаю.
Появляется слабый красный свет, и возникает изображение угрюмого мужчины лет за пятьдесят. Это настоящий Филдинг.
«Ага, — думает Филдинг-штрих, — он старше меня. Но действительно похож на Леннона».
— Маккартни… Ты не смог справиться с ситуацией.
— Я смутился. Мне не приходила в голову мысль, что могут оживить кого-то из знакомых. Я понятия не имел, что говорить.
— Не важно. Более ранние модели, которые предшествовали тебе, не могли пройти и полпути. Я ввёл оживление Маккартни для проверки. Это мало вероятно, но надо быть готовым ко всему.
— Зачем?
— Зачем? А, так ты не знаешь? Я трачу бешеные деньги на компьютерное моделирование, чтобы испытать свой план. Чтобы увидеть, смогу ли я справиться с трудностями и обмануть «Корпорацию бессмертия».
Филдинг-штрих чувствует укол страха. Надо потянуть время, всё хорошенько продумать.
— Вот что я заметил, — говорит он, лихорадочно соображая. — Никто не упоминал, почему меня разморозили.
— Верно. Надо пометить. Может быть, рак или болезнь сердца — что-нибудь, легко устранимое через несколько десятилетий.
— Так скоро? Останется ещё немало людей, знавших Леннона.
— Тоже верно. Поговорю об этом с врачом.
