В 1918 году войска японских империалистов высадились во Владивостоке, намереваясь соединиться с армией Колчака и уничтожить молодую Советскую власть. Со второй половины года мы оказались зажатыми между колчаковцами и японскими интервентами. Правда, тогда в этом районе действовало уже несколько революционных отрядов, однако, нанося удары по превосходящим силам противника то на западе, то на востоке, они изматывались в боях и переходах, а одолеть противника, конечно, не могли. Поэтому зимой 1918–1919 годов основные свои усилия мы направили против колчаковцев.
После разгрома колчаковцев мы повели борьбу с японскими интервентами. Наш отряд форсированным маршем ушел далеко на восток, за Иркутск и в окрестностях одного городка завязал бой с японцами. Японцы вели себя на захваченной ими территории, как настоящие хищники: убивали, грабили, жгли. Наш отряд должен был обойти врага с тыла и перерезать ему пути отхода. Пришлось ждать несколько дней. Наконец регулярные части Красной Армии погнали японцев, те стали откатываться на восток, и тут-то мы преградили им путь. Они пустили в ход всю свою артиллерию, в бою участвовали и самолеты. Тогда я впервые увидел этих железных птиц. Днем мы шли по пятам противника, а по ночам нападали на его лагерь. В таких стычках прошло несколько дней, и вот остатки разгромленного японского гарнизона в панике бросились бежать, оставляя повозки с награбленным золотом, серебром, продовольствием, мануфактурой, а под конец даже ящики с боеприпасами и орудия.
Я рассказал о боевых делах прошлых лет, и в памяти невольно ожили характерные черты дружбы между русскими и китайцами. В нашей роте было немало китайцев. И китайцы, и русские пользовались одинаковыми правами; более того, они были словно родные братья. Скажу хотя бы о себе. Весной 1919 года со снабжением в отряде дело обстояло плохо, зимней одежды не хватало, бойцы по нескольку дней подряд не ели досыта. Как-то мы голодные совершали дневной переход и только к вечеру нашли несколько раненых лошадей. «Убьем и съедим!» — предложил Василий. Так и сделали. Каждому достался кусок конины, изжаренной на костре. Когда принялись за еду, Василий отрезал от своего куска половину и протянул мне. «У тебя, — говорит он, — работа тяжелая, тебе побольше есть надо». Он всегда заботился, чтобы я был сыт, хотя сам постоянно недоедал. Василий был командиром отряда, я же — всего-навсего его ординарцем и посыльным, а он так заботился обо мне. О чувстве же дружбы, которое питали к нам русские товарищи, и о той помощи, которую они нам оказывали, и говорить не приходится.
