Современная словацкая повесть | страница 24



— Я бы вам не советовал, — сказал ему однажды инженер. — Это небезопасно. Вам тогда не удастся вернуться под Катцен-Гебирге.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, герр инженер. — При этом на круглое лицо Калкбреннера всегда набегала тень. — Чья вина, тому и заботы. У нас, немцев, и вины, и забот — ужас! Но для меня меньше всего забот было бы здесь. Я останусь. Не у вас, нет. Но конца войны дождусь тут. Послушайте, герр инженер! Я такое сделаю, что даже русские меня не тронут. И в плен не возьмут. Да еще сами в Гартан привезут!

— Дело ваше.

— Вы мне поможете?

— Я — вам?

— Да, — сказал Калкбреннер с добродушной улыбкой. — Вы должны мне помочь. Я ведь знаю — вы куда-то отправляете продукты. По-моему, партизанам. Помогите мне. Я прошу вас только дать мне гражданскую одежду. Больше ничего. Но и я вам кое в чем помогу, потому что мне хочется дожить до конца войны здесь.

Калкбреннер уже все продумал и приготовился действовать по своему плану. От инженера Митуха он получил старые белые суконные порты, не первой свежести белую полотняную рубаху, потрепанный парусиновый пиджак и дырявую шляпу, и все это висело на гвозде в конюшне Митухов. Взамен в первую среду апреля он передал инженеру Митуху украденную взрывчатку. «Ага, вот она, одежда, — приговаривал он в темной конюшне, — все будет хорошо».

— Спасибо вам, герр инженер!

— Не за что.

Калкбреннер ликовал.

Но война закончилась в Молчанах совсем не так, как рисовалось Калкбреннеру.

Адам Митух, брат инженера Митуха, поспешно натянув темно-синие брюки, темно-синюю рубашку, старый коричневый пиджак и шапку, схватил старое зимнее пальто и попоны, выбежал из дома и бросился в конюшню, а в доме началось движение. Адам запряг лошадей в повозку, прошел садом, подрубил топором новую ограду и повалил ее, потом дорогой в глубокой выемке вдоль Петровой Залежи бесшумно, потихоньку выехал за околицу.

Дорога, местами подсохшая, но кое-где раскисшая после недавних дождей, скрадывала грохотанье повозки. Лишь по звяканью петель и звеньев на бороне можно было догадаться, что по полю движется телега.

Время от времени Адам то ногой, то рукой, то кнутовищем проверял, все ли взял. Все было на месте. Борона — ее можно пустить в ход и по невспаханному, если лихо придется, в суме полкаравая хлеба и кусок сала, для коней в телегу брошено клеверного сена, сечки и овса, жестяное ведро для воды и попоны. Под левой ногой топор.

В это раннее апрельское утро молчанцев мучил холод и страх. Люди украдкой бегали из дома в дом, шептались, и не успел Адам выехать, как вся деревня была в курсе последних слухов.