С приходом к власти в 1982 г. Я. Накасонэ, придерживающегося явно националистических взглядов, соответствующие тенденции в общественной жизни заметно усилились. Еще более 30 лет назад Я. Накасонэ заявил во время выборов в местные органы самоуправления: «Именно установление императорской системы и семейного государства — это порождения мудрости японской нации, которыми можно гордиться перед всем миром» [11, с. 268]. А в статье, опубликованной в газете «Санди майнити» в 1973 г., в бытность его министром внешней, торговли и промышленности, Я. Накасонэ раскрыл основные тезисы своей «концепции императора». В отличие от позиции; членов специального Комитета по изучению конституции при ЛДП, видящих главный путь политического использования императора в превращении его в реального главу государства, Я. Накасонэ является сторонником более тонко рассчитанного курса на преимущественно идеологическое использование института императорской власти. Он проводит мысль о том, что «император-символ» искони существовал в Японии, не обладая реальной властью: «он сиял, возвышаясь над всеми силами, будучи центральным духовным стержнем», скреплявшим общество [15, 24.06.1973]. Такой статус и роль императора, согласно Я. Накасонэ, обеспечивали неизменную стабильность государства как «живого организма» на протяжении двух тысяч лет (цит. по [22, с. 11]). Он даже утверждает, что «изменение статуса императора как символа было ошибкой конституции Мэйдзи», а «после поражения в войне и создания новой конституции» император «отошел от власти, лишился богатства, — именно такой император более всего соответствует облику, характерному для японских императоров с древнейших времен» [15, 24.11.1973].
Такую преемственность с истинными японскими традициями, обеспечиваемую сохранением института императорской власти, Я. Накасонэ определяет как главное условие «духовного прогресса символической императорской системы».
Еще один тезис теории Я. Накасонэ — это в разных вариантах повторяемое им утверждение, что император «всегда был объектом любви и почитания со стороны народа — и до реставрации Мэйдзи, и во времена действия конституции Мэйдзи, и теперь» и что сам «народ всегда бережно охранял императора как духовную основу нации» (цит. по [22, с. 12]). Тем самым Накасонэ пытается вновь использовать «тэино» как средство социальной интеграции, сплачивающее и воодушевляющее людей, но концентрируя на этот раз внимание вокруг «импера-тора-символа», императора — хранителя национальных традиций, национального духа японцев. Другими словами, подчеркивается роль императора как первоисточника «национально» самобытности», как символа, способствующего возникновению чувства уникальности японской нации и формированию не контролируемых сознанием стереотипов мысли и поведения. При этом произвольно упрощаются и искажаются факты японской истории.
