Анна Дионисовна выросла в русской уездной провинции, где было сильно земство. Ее отец заведовал опытным агрономическим полем, распространял по крестьянским хозяйствам лучшие семена и пропагандировал многополье взамен дедовской трехполки. Мать занималась земскими школами, устраивала громкие чтения, показывала "туманные картинки". Хотя родители были далеки от политики, к ним относились с подозрением и уездный начальник, и становой пристав, и даже торговцы, чьи низкосортные семена, к примеру, не стало смысла брать, ибо семена, машины, даже лопаты на складе земства были лучше и дешевле.
Анна Дионисовна всегда была самостоятельной женщиной.
Макарий спросил об отце.
Павла повела плечом, выразительно поглядела большими желтоватыми глазами, словно сказала, что все по-прежнему.
Старший штейгер Игнатенков любил веселые компании и карты.
- Я побегу, - сказала работница. - Зараз приходи.
Макарий не стал спрашивать о матери. Что спрашивать? Вот его не было два года, и ему с первого шага трудно приспособиться, а каково ей двадцать лет прожить на хуторе?
Павла ушла. Он переоделся в рубаху и шаровары, обул мягкие чувяки и вышел во двор.
Над трубой кухни-летовки поднимался дым. Присев на корточки перед топкой, Павла запихивала туда расколотые чурки. На припечке чернела чугунная сковорода.
Макарий обошел двор, заглянул в колодец, покачал журавель. На сложенной из желтоватого плитняка гараже сидела маленькая длиннохвостая птичка, полевой конек. Макарий присвистнул, она, подпрыгнув, взлетела и, поднявшись, просвистела:
- Цирлюй-цирлюй!
Кроме полевого конька, никто больше в жару не пел. Макарий посмотрел ему вслед и представил, что видит птаха сверху. Наверное, курень, баз с огромными курятниками, леваду. Дальше - шахты, породные отвалы, шахтерские балаганы, каменные дома. Еще дальше - камыши на берегу Кальмиуса, а за ним завод Новороссийского общества.
Павла позвала к столу, но не успел Макарий присесть под навесом - сразу появилась бабка, сердито закричала на нее:
- Куды внука сажаешь, короста! В курене накрой, в прохладном!
- Ну да, барин приехал! - огрызнулась Павла. - Тута яечню стрескает.
Она подхватила дымящуюся сковороду и побежала в дом, шлепая босыми ступнями по крыльцу. Старуха грозно таращилась на нее.
- Та дайте ж пройтить! - воскликнула Павла.
Макарию накрыли на большом столе возле печки-грубки. Павла еще принесла хлеба и помидоров и ушла.
Бабка, ни слова не говоря, оглядела стол, отвернулась, словно ей тяжело было смотреть на внука.
