Ожерелье странника. Голубая портьера. Дни моей жизни. Последняя бурская война | страница 93



На том мы и расстались.

Я передал ключи от тюрьмы и повернулся было, чтобы возвратиться к своим делам во дворце, один, без сопровождения. Но вышло иначе. Едва я вышел из помещения, часовой у ворот что-то прокричал, и какой-то посланец, ожидавший этого, побежал из тюрьмы изо всех сил. Часовой, отсалютовав мне, заявил, что я должен немного подождать, но чего ждать — не сказал. Вскоре все выяснилось, так как через площадь к тюремным воротам маршировала полная генеральская охрана. Командовавший ею офицер отсалютовал мне и попросил следовать за ним. Я отправился, размышляя, что бы все это могло означать, и шел рядом с ним в окружении пышной охраны. Таким образом меня привели на мою новую квартиру, которая оказалась просто великолепной. Трудно себе представить что-нибудь более восхитительное. Здесь охрана меня оставила, но вскоре появились другие офицеры, и среди них мои старые друзья. Они заявили, что ждут моих приказаний, которых у меня пока, естественно, не было. Затем, примерно через час, я был вызван на генеральский совет, обсуждавший вопросы ведения войны, в которую империя в то время была вовлечена. И вот таким образом мне дали понять, что я стал важным человеком или, во всяком случае, нахожусь на пути к этому.

После полудня, когда я в соответствии со своими старыми привычками делал обход постов, на главной террасе я встретил Августу, окруженную несколькими министрами и придворными. Я отсалютовал им и направился было дальше, но она приказала одному евнуху догнать меня и позвать к ней. Я подошел и вытянулся перед Августой.

— Мы приветствуем вас, генерал Олаф, — мягко сказала она. — Где это вы так долго отсутствовали? О! Я вспомнила! В государственной тюрьме вы были комендантом. И по вашей просьбе вы теперь От этой должности освобождены. Что ж, приветствуем вас снова, так как раз вы здесь, то все мы теперь чувствуем себя в безопасности.

И пока она говорила эти слова, ее большие глаза все время пристально смотрели мне в лицо, затем она наклонила голову в знак того, что отпускает меня. Я снова отсалютовал и сделал несколько шагов назад в соответствии с ритуалом. Однако в этот момент она подала мне знак остановиться и вслед за этим принялась посмеиваться надо мной, обращаясь к толпе вокруг нее.

— Скажите мне, дамы и господа, — проговорила она. — Видел ли кто-нибудь из вас подобного мужчину? Мы обращаемся к нему с самыми милостивыми словами… Нам кажется, что он понимает наш язык, но тем не менее не удостаивает нас ни единым словом. Вот он стоит, похожий на солдата, сделанного из железа и приводимого в действие пружиной. И никогда с его губ не сорвутся слова «Благодарю вас!» или же «Хороший сегодня день». Он, вне сомнения, осуждает всех нас, говорящих, как он считает, слишком много, тогда как сам он — человек строгий, не имеющий снисходительности к недостаткам людей. Между прочим, генерал, до нас дошли слухи, что вы отбросили свои сомнения и стали христианином. Это правда?