— Ирка! Ирка!
Сенька выдавливал слова, и они повисали перед лицом — прихотливой туманной вязью, буквы налезали одна на одну, сплетались в узоры, а нахальные восклицательные знаки норовили кольнуть Сеньку — и все в глаза, в глаза. Он отщелкивал восклицательные знаки пальцами, они отпрыгивали чуток и снова — в атаку…
А голос из репродуктора грохотал:
— Ищите друг друга! Прорывайтесь! Не жалейте себя! Выстроенное вами да рухнет!..
И опять фальцетик нахально влез:
— Ой, не смогут они, ой, сил не хватит, ой, обленились, болезные, привычками поросли…
— Ирка! — прохрипел Сенька.
А тот тайный внутри него сказал тихонько:
— Неужто не сможешь, Сеня? А ну, рвани!
И Сенька рванул. Разодрал руками сплетенные из тугого тумана слова, нырнул в образовавшуюся брешь, судорожно вдохнул мокрой и горькой слизи, выхаркнул ее в душном приступе кашля… и увидел свет… и ослеп на мгновение от резкого и мощного света, но не успел испугаться, потому что сразу же услышал внутри себя удовлетворенное:
— Теперь ты совсем здоров.
Сенька поверил тайному и открыл глаза.
В комнате горела люстра, а Ирка сидела на стуле перед кроватью и плакала. Слезы текли у нее по щекам, как туман в Сенькином сне.
— Ты чего? — Сенька по-настоящему испугался. Во сне не успел, а тут — сразу: уж не случилось ли что? — Почему рев?
— Сенечка… — всхлипывала Ирка. — Родной ты мой…
— Кончай причитать! Живой я, живой.
— Да-а, живой… — ныла Ирка. — Ты меня во сне звал, так кричал страшно… Я тебя будила, трясла-трясла-а, а ты спишь…
— Проснулся. Все. Здоров. — Сенька сел на кровати, огляделся. — Где мои штаны?
— Какие штаны? Какие штаны? Лежи! У тебя температура.
— Нету у меня температуры. Сказал: здоров.
— Так не бывает. — Слезы у Ирки высохли, и, поскольку муж высказывал признаки малопонятного бунта, в ее голосе появилась привычная склочность: — А ну ляг, говорю!
— Ирка, — мягко сказал Сенька, и от этой мягкости, абсолютно чуждой мужу, Ирка аж замерла, затаилась. — Ирка, Ирка, дура ты моя деревенская, ну не спорь же ты со мной! А лучше собери что-нибудь пожевать, жрать хочу — умираю. Наденька где?
— В садике. Я ее на ночь оставила. Ты же больной…
— В последний раз оставляешь, — строго заявил Сенька. — Ребенок должен регулярно получать родительское воспитание.
Этой официальной фразой Сенька добил жену окончательно.
— Хочешь, я схожу за ней? — растерянно спросила она.
— Сегодня не надо. Сегодня я буду занят.
— Чем? — Растерянность растерянностью, а семейный контролер в Ирке не дремал. — Магазины уже закрыты.
