— Вы не посмеете экспериментировать на детях.
— Не посмею? Папаша, милый, я всё посмею. Мне ведь терять нечего. Они не смогут повесить меня десять раз, как им, наверное, хотелось бы. Им не удастся сделать этого ни разу — уж я об этом позабочусь. Но и в бегах прожить всю жизнь я не собираюсь. У меня найдётся занятие поинтересней, чем прятаться от легавых. Можешь мне поверить я на всё пойду, чтобы избавиться от шпиков раз и навсегда.
Вперив взгляд в стоящего перед ним человека, Уэйн обдумывал услышанное. Он ещё ни разу не пробовал свою машину на человеке, но знал, что она будет работать так, как он предсказал. Он был уверен в том, что определённые условия должны дать заранее предсказанный эффект. Однако при мысли, что ему придётся испытать её, подчинившись воле этого самонадеянного негодяя, мурашки буквально поползли у него по телу. Нужно вступить с ним в спор и попытаться выиграть время — прямой отказ явно не принесёт никакой пользы и может стоить жизни десятку невинных людей.
— Я помогу вам в пределах моих возможностей и насколько позволяет мне моя совесть, — произнёс он наконец.
— Вот теперь ты дело говоришь, — одобрил его Дженсен. Он выпрямился и с высоты своего роста взирал на связанного человека. — Веди со мной честную игру, и я буду играть честно. Мы оба от этого не останемся в накладе. Но ради бога, не пытайся перехитрить меня. — Он бросил на Уэйна холодный взгляд злодея из дешёвой мелодрамы. — Твой автомобиль в гараже. Я его приметил, когда осматривал эту халупу. Мы прихватим машину с собой и отвезём в один укромный уголок. Когда она сделает своё дело и я стану не тем, кем был раньше, я разобью её, а тебя отпущу. — Так как его слушатель не промолвил ни слова, Дженсен продолжал: — Мне необходим костюм поприличней, эту хламиду я прихватил на какой-то ферме. — Он мерзко хихикнул. — Но чего это я беспокоюсь: я ведь получу не только каркас, но и то, что его прикрывает!
Уэйн по-прежнему не издал ни звука. Сидя на стуле со связанными и прикрученными к коленям кистями рук и спутанными верёвкой ногами, он неотступно наблюдал за Дженсеном. Седые волосы старика серебрились в холодном свете ламп.
Между тем Дженсен приблизился к креслу, на спинке которого был укреплён сверкавший полировкой аппарат.
— Напоминает мне кресло, на которое сажают смертников. Янки называют его креслом забвения. Смешно, правда? Что касается меня, то, чтобы не сесть туда самому, я посажу на него сильных мира сего.
