Глядя на него с нескрываемым презрением, Уэйн сдержанно пояснил:
— В прошлый четверг умер Коллистер. Это был крупнейший в мире специалист по раковым заболеваниям. В тот же день был казнён Бэт Мэлони — преступник. Мозг Коллистера оставался активным до конца, в то время как тело было изношено долгими годами служения человечеству. Душа Мэлони представляла собой неизлечимо извращённое, антисоциальное «я», заключённое в грубое, но сильное и здоровое тело.
— Понимаю, — согласился Бленкинсоп. Он протянул руку за своей шляпой. — Будь ваша воля, вы бы засунули Коллистера в каркас Мэлони. Не стану обсуждать научную сторону этого эксперимента, так как верю, что вам бы он удался. Но я неплохо разбираюсь в законах. Моя жизнь протекала не в лаборатории, в окружении приборов и машин, а в нашем грешном и жестоком мире. Примите совет жалкого реалиста: вам не найти такого закона, который дал бы вам право на подобные фокусы, даже если бы вы агитировали за их гуманность до самого страшного суда.
— Но…
— Пора вам и повзрослеть наконец, — нетерпеливо перебил его Бленкинсоп. — С вашим идеализмом вам место разве только в детской. Я не могу выпустить на рынок воздушный замок, мне не дадут за него и стоимости пачки сигарет.
Пухлая рука протянулась к ручке двери, и человек, стоящий по ту сторону её, отпрянул в темноту.
— Советую вам лучше поломать голову над вашим стереоскопическим телевизором. На нём можно крупно заработать. Публика хочет этого, а кто мы такие, чтобы отказывать массе в её желаниях? Что касается вашей бредовой машины, то если вы предложите мне ещё что-нибудь в этом роде, я просто умру со смеху.
И, смеясь, он вышел из комнаты.
И умер.
Дженсен заметил Уэйну:
— Силёнок у тебя — кот наплакал, но сразу видно ты старик башковитый и котелок у тебя варит.
Он внимательно оглядел учёного и увидел, что утомлённые глаза старика светились внутренним огнём и одержимостью.
Этот седовласый фраер — крепкий орешек, решил Дженсен. В нём чувствуется душевная твёрдость, которую нельзя не уважать. Старик поймёт, конечно, что сопротивление бессмысленно, он не сделает попытки применить силу. Но он будет думать, думать, думать… Нужно быть начеку, а то, чего доброго, тебя могут и перехитрить.
— Для вашего и моего блага, — предупредил он Уэйна, — вам следует кое-что знать: во-первых, я вчера смылся из камеры смертников. И возвращаться туда не намерен. — Он ткнул Уэйна в плечо. — Никогда!
— Я так и подумал, что вы преступник, — сказал Уэйн. Он перевёл взгляд с верёвок, опутывавших его тело, на блестящую поверхность аппарата, а затем на стоявшего перед ним человека с жёсткими чертами лица. — Ваша фотография была помещена в утренних газетах рядом с фото ваших сообщников.
