— Вы не местный? — обратился наконец я к нему с вопросом.
— Нет. — Опустив длинные тонкие кисти на трость, он устремил вперёд сосредоточенный и задумчивый взор. — У меня нет родины. Я изгнанник.
— Сочувствую…
— Спасибо, — коротко сказал он.
Я не мог просто сидеть рядом, оставив его томиться в собственной скорби. На выбор оставалось либо продолжить беседу, либо удалиться. Безотлагательной необходимости для ухода не было, и поэтому я продолжил:
— Не могли бы вы рассказать об этом подробнее?
Он вновь повернул голову, изучая меня пристальным взором, как будто только сейчас обратил внимание на моё существование. Странный свет в его очах ощущался почти физически. На его устах появлялась снисходительная улыбка, демонстрирующая безукоризненные зубы.
— Я обязан это сделать?
— Нет, что вы. Но иногда это помогает выкинуть из головы лишние мысли.
— Сомневаюсь. Кроме того, я только отниму у вас время.
— Как раз это не важно. Я всё равно его трачу понапрасну.
Снова улыбнувшись, он стал вычерчивать тростью невидимые круги перед чёрными ботинками.
— В нынешний день и век это слишком хорошо известная история, — начал он. — Некий лидер так ослеплён собственной славой, что считает себя неспособным на промахи. Он отвергает совет и не терпит критики. Он поощряет культ своей личности, выставляя себя окончательным арбитром во всём, от рождения до смерти, и, таким образом, сам приводит в действие маховик своего низвержения. Он создаёт семена собственного разрушения. Это неизбежно в данных обстоятельствах.
— И совершенно справедливо, — поддержал я его. — К чёрту диктаторов!
Трость выскользнула из его ладоней. Он поднял её, лениво поигрывая, и возобновил свои круги.
— Восстание сорвалось? — предположил я.
— Да. — Он посмотрел на круги и перечеркнул их тростью. — Оно показало свою слабость и преждевременность. Затем пришла чистка. — Его сияющие тайным блеском глаза прошлись по стоявшим на страже деревьям, словно по рядам безмолвных часовых. — Я создал эту оппозицию режиму. И по-прежнему думаю, что это оправданно. Но я не могу вернуться обратно. До сих пор…
— Лучше всего забыть об этом. Теперь вы в свободной стране и можете здесь неплохо устроиться.
— Не думаю. Меня сюда никто особо не звал. — Голос незнакомца стал глубже. — Да и вообще, меня нигде не ждут.
— О, да перестаньте! — возразил я. — Каждого кто-то где-то да ждёт. Не впадайте в хандру. Помимо прочего, свобода — превыше всего.
— Никто не свободен, пока он не ушёл от противника. — Незнакомец посмотрел на меня с раздражением и замешательством, как на юнца, которому ещё предстоит поучиться у жизни:
