-Господи, - прижимая руки к груди, с болью произнесла мать. - да ведь это Иван!
-Где мои? - хриплым, перехватывающимся голосом спросил Иван Андреевич.
-Иван Андреевич, милый, да где же вы был все это время? - медлила с ответом мать, прямо глядя на черное, обросшее недельной щетиной лицо дяди Ивана. - И раненый ты никак?
-Где, говорю, мои? - повторил он свой вопрос.
-Нету, - тихо, сдавленно произнесла мать и заплакала. - Нету их, Андреич, похоронили мы их уже, управились.
Как от удара отшатнулся от этих слов Иван Андреевич. Левая рука его, замотанная бинтами, висела на перевязи, свободной правой он потянулся к горлу, схватился за воротник и рванул его, словно освобождаясь от захлестнувшей и душившей его петли. Потом повернулся и пошел по двору, качаясь как пьяный.
Он все понял сразу, без объяснений. Беду он почуял, как только увидел развалины своего дома. А точка бомбы и маленький холмик на месте их убежища сказали ему все. Хватаясь за остатки надежды, он бросился к нам, но слова матери разрушили и эти остатки. Самое страшное случилось. Страшное и непоправимое. Иван Андреевич остановился перед могилой и, сгорбившись, низко опустил непокрытую голову.
Дав ему постоять одному, мы с матерью тоже подошли и встали рядом с ним. Потом пришли Кулешовы.
-Когда это... случилось? - тихо спросил Иван Андреевич.
-На второй день бомбежки, двадцать четвертого, - ответила мать и, наверно, чтобы хоть как-то, хоть немного утешить его, добавила: - Они умерли сразу, не мучились.
Постояв, все по одному разошлись, а Иван Андреевич, опустившись на лежавшее под ногами бревно, остался сидеть у могилы.
Ночью опять летал фашистский разведчик, развешивал осветительные ракеты, время от времени сбрасывал одиночные бомбы. Выглядывая из окопа и осматриваясь при свете ракеты, я каждый раз видел одинокую, печальную фигуру Ивана Андреевича.
На рассвете он подошел к нам, мы с матерью как раз вылезли из окопа.
- Ну, пойду я, - сказал он. - Спасибо, что похоронили.
- Не за что "спасибо"-то. Ты уж не обижайся, Андреич, что во дворе закопали. Как в такую страсть на кладбище нести?
- Ничего. Прощайте.
- Куда же ты теперь? - спросила мать.
- На переправу, в санчасть надо. А потом, наверно, опять на передовую.
- Где ж тебя ранило? За Тракторным?
- Там.
- Как там дела, дядь Вань? - спросил я.
- Пока ничего хорошего. За Тракторным их отбили, но они вон и с Гумрака подошли.
- Тут говорили, будто они десант сбросили.
