Через три дня, в полдень, Уильям обнаружил озеро. Он вышел к нему сквозь рощу растущих прямо из заболоченной земли высоких кипарисов, чьи огромные стволы напоминали колонны в храме. Испытывая головокружение и страдая от лихорадки, по щиколотку в воде он медленно брел к озеру.
Воздух и вода были неподвижны, лишь ноги Уильяма медленно рассекали водную гладь да звенела вьющаяся вокруг мошкара. Его глаза опухли от комариных укусов, а вошь обзавелась компанией из клещей и песчаных блох. Снующие туда-сюда стрекозы не кусались, как те маленькие мушки, что сотнями роились вокруг, но донимали его иным способом – их прозрачные крылышки и сверкающие тела отливали на солнце золотистым, голубым и красным, вызывая головокружение.
Деревья отражались в воде с невероятной четкостью – Уильям иной раз с трудом понимал, по какую сторону водной глади находится он сам. Ощущение верха и низа терялось, головокружительный вид сквозь ветви кипарисов был одинаков и вверху, и внизу. Самый большой обломок дерева Уильям из раны вынул и постарался, чтобы грязь вышла с кровью, однако под кожей все же остались мелкие занозы, и рука распухла и ныла. Голова тоже болела. Он медленно брел сквозь удушливо-жаркое оцепенение. Глаза жгло, на краю поля зрения что-то слабо мерцало.
Расходящиеся от сапог волны дробили отражение, и это помогало не упасть. Но стрекозы… Из-за них его качало из стороны в сторону, и он терял ориентиры, потому что стрекозы, казалось, не принадлежали всецело ни воздуху, ни воде, а были частью обеих стихий.
В воде на расстоянии нескольких дюймов от правой щиколотки что-то двигалось. Моргнув, Уильям заметил темную тень и ощутил колебания воды, когда тяжелое тело проплыло мимо, высунув наружу отвратительную треугольную голову.
Ахнув, Уильям остановился. Щитомордник, к счастью, нет.
Уильям смотрел ему вслед и размышлял, годится ли эта ядовитая змея в пищу. Впрочем, не важно, остроги у него уже нет. Он успел сразить ею трех лягушек, прежде чем обмотка не выдержала. Лягушки были маленькие и на вкус не так уж плохи, пусть даже их сырое мясо и тянулось, словно резина. Желудок отозвался болью и урчанием, Уильям едва поборол соблазн нырнуть за змеей.
Может, удастся поймать рыбу.
Вскоре по воде прошла рябь, и отражения деревьев и облаков сменились сотнями переливчатых маленьких волн, плещущих о серо-коричневые стволы кипарисов. Уильям поднял голову и увидел впереди озеро.
Оно оказалось широким, гораздо больше, чем он предполагал. Среди огромных кипарисов, растущих прямо в воде, белели на солнце пни их прародителей. На дальнем берегу темнели заросли нисса, ольхи и калины. Озеро простиралось на мили вокруг; настоянная на листьях и коре вода была коричневой, словно чай.
