Кривоград, или часы, по которым кремлёвские сверяют [журнальный вариант] | страница 63

— Пожалуй, да.

— Вот, к примеру, посмотри на Прибалтику. Там сейчас самый настоящий полигон демократии. Как Польша при Александре Первом. Им её, демократию, разрешили и теперь смотрят, как пойдут дела. Если хорошо, будут расширять эксперимент. Если плохо, прикроют к едрене фене, вот и вся тебе демократия.

— Но демократия не есть вседозволенность, — напомнил я.

— Золотые слова, — оживился Костя. — Именно так, дружище. И у нас, в Кривограде, как раз устроили испытательный полигон вседозволенности. Ясно?

Он загасил папиросу и швырнул окурок в угол.

Костины слова никак не укладывались в голове, очевидно, мешала вмятина.

— Послушай, — сказал я, — а кто у вас в Москве генсеком?

— Не понял вопроса.

— Я говорю, кто в вашей Вселенной генеральный секретарь?

Костя изумленно посмотрел на меня.

— Да ты что, брат, из дурдома сбежал?

— Почему сбежал, меня выписали. То есть я точно не могу припомнить, но, должно быть, выписали. Скорей всего.

— Так-та-ак, — протянул Костя. — Интересные дела. Скажи, пожалуйста, а как тебя в дурдом-то занесло?

И я охотно рассказал всё, что удалось вспомнить. Про ссору с тестем, про двоих молодчиков на пустыре, про больницу, Альфегу и его книжечку, про то, как я обнаружил, выйдя из больницы, что мне негде жить и некем работать, и я плюнул на всё и решил поехать в Шарыгино, про то, как я ел лангеты и познакомился с Утятьевым, наконец про то, как самолет попал в зону необъяснимых флуктуаций и приземлился уже в Альтернативной Вселенной, где всё очень знакомо, но чуточку по-другому…

— Да что ж это делается?! — не дослушав, взорвался Костя. — Выкинули человека на улицу — из дома, с работы… А ты-то чего зевал? Как ты это позволил?

Я смутился.

— Ну, мне Лада сказала, напиши, мол, заявление о выписке… если ты честный человек. Конечно, я написал, я же честный. А с работы просто так уволили, по сокращению. Не драться же теперь с ними.

— Но врачи куда смотрели?! — бушевал Петухов. — Суки, бляди, коновалы, лишь бы койку освободить… Почему тебе инвалидность не оформили?

— Зачем инвалидность, я не хочу. Я работать могу, хоть в Шарыгино, хоть здесь…

— О Господи, я-то думал, ты прикидываешься, — запричитал Костя. — Нет, это полное скотство. Этого нельзя так оставить. Жаловаться надо!

— Куда жаловаться?

— В Москву!

— Так я ж как раз из Москвы…

Костя осекся.

— Да… — сказал он. — Действительно…

После некоторого раздумья он встал.

— Ладно, пошли наверх. Что мы тут сидим, говно нюхаем.

Мы поднялись в отдел. Оказалось, директор еще не уехал. Он сидел на стуле, расстегнув пальто, и дружески калякал с Агафоном Игнатычем. Утятьев и Гликерия, оставив работу, почтительно внимали их разговору.