— Принеси что-нибудь сиреневое, если найдется. Или хоть розовое…
И Сэти непременно старалась угодить ей — находила лоскуты сиреневого и розового цвета и даже показывала язык. Зимы в Огайо особенно неприветливы, если хочется многоцветья. В небесах — один и тот же спектакль в серых тонах, а уж сам вид города Цинциннати и вовсе не способен пробудить радость. Так что Сэти с Денвер старались сделать для Бэби Сагз все, что могли и что позволял им дом. Вместе они вели борьбу, довольно вялую впрочем, с возмутительным поведением этого странного места; с перевернутыми помойными ведрами, со шлепками по заднице, с невесть откуда взявшимися отвратительными запахами. Потому что истоки этой злобы были им известны так же хорошо, как и истоки света.
Бэби Сагз умерла вскоре после того, как сбежали братья, так и не проявив ни малейшего интереса ни к их бегству, ни к собственному уходу из жизни; и сразу после этого Сэти и Денвер решили прекратить свои мучения и вызвать привидение на поединок. Или хотя бы на переговоры. И вот, взявшись за руки, мать и дочь громко крикнули:
— А ну выходи! Сейчас же, а то хуже будет!
Буфет чуть отодвинулся от стены, но остальное осталось на своих местах.
— Должно быть, это бабушка Бэби мешает, — сказала Денвер. Ей было десять, и она никак не могла простить Бэби Сагз того, что та умерла.
Сэти открыла глаза.
— Вряд ли, — возразила она дочери.
— Тогда чего же оно не выходит?
— Ты забываешь, какое оно маленькое, — напомнила Сэти. — Малышке ведь и двух лет не исполнилось, когда она умерла. Слишком мала была, чтобы что-то понимать. И почти еще ничего не говорила.
— Зато теперь она наверняка не желает совсем ничего понимать! — сказала Денвер.
— Может быть. Но если б она захотела выйти к нам, так я бы уж непременно все ей разобъяснила. — Сэти выпустила руку дочери, и они вместе придвинули буфет обратно к стене. За окном возница огрел лошадь кнутом, пуская ее в галоп — все стремились поскорее миновать дом номер 124.
— Ты все говоришь «маленькая», а на колдовство у нее небось сил хватает, нечего сказать! — сердито заметила Денвер.
— У меня тоже тогда сил хватило с избытком — на любовь к ней, — откликнулась Сэти, снова все вспомнив. Желанная прохлада, кругом заготовки для надгробий, и выбранный ею камень, к которому она прислонилась, широко расставив ноги, и могильный холод внутри… Камень был нежно-розовый, точно ногти младенца, и посверкивал блестками кварца. Десять минут, сказал он. Десять минут, и я сделаю это бесплатно.
