тем временем. Но Гуляев очнулся. И попросил
друга выйти вон. Тот отчаянно сопротивлялся, но в конечном итоге вышел. Попытался на прощанье сделать человеку больно.
Выродок. Несчастный выродок.
Они не были продвинутой расой мудрых инопланетян: это люди, пытаясь скудным своим умишком рационализировать происходящее, выставляли их такими. Они, собственно, и расой не были. Их создала какая-то невероятно древняя цивилизация для сугубо прикладных нужд, а потом то ли вымерла от скуки, то ли покончила с собой, черт знает, что с ней приключилось, но эти… устройства… да, устройства, оказались настолько совершенны, что остались жить. Одинокие, брошенные, несчастные, они скитались по вселенной в поисках новых хозяев, предлагая свои услуги, но все потенциальные хозяева раз за разом как назло оказывались слишком примитивны, чтобы правильно пользоваться друзьями. Слабы энергетически, слабы умственно. Друзья ничего не могли им дать, они их по неосторожности губили – и продолжали свой безнадежный поиск.
В какой-то момент друзья начали просто выживать. И учиться выживать наиболее эффективно. Совершенствоваться строго в этом направлении. Со временем от исходной функции друзей – защищать и служить – почти ничего не осталось, кроме неспособности внедряться в живой организм насильно. Но с этой слабостью отлично справлялись носители, заставляя себе подобных принять друга.
От первых хозяев друзьям остался грандиозный багаж знаний – и в том числе умение порабощать слабые раздробленные расы. Вот они и порабощали. Выедали подчистую и летели порабощать дальше.
А теперь представьте, что на вас напала цивилизация ополоумевших мобильных телефонов.
Это совсем не смешно.
Она вас раздавит.
Вы можете, конечно, от всей души пожалеть маленькие бедненькие телефончики, но когда их миллиарды и они владеют технологиями, до которых вам как до Луны, хватит вас ненадолго.
Гуляев сидел посреди плаца, сжимая голову руками, и думал, до какой же степени жалко всех – людей, друзей, погибшие миры… Как все это нелепо. Как все это абсурдно. Но вот оно свалилось на тебя с неба, и крутись теперь, изворачивайся, человечек.
Назавтра его забрали в зону Ц – склонять к сотрудничеству, как это называл комендант. Случись Гуляеву угодить в пыточную на сутки раньше, все могло бы обернуться иначе: слаб человек. Но теперь, зная имя врага, Гуляев стал будто каменный. Потому что когда против тебя бездушная машина, это не оккупация, это уничтожение. И значит, выбора нет: либо все победим, либо все сдохнем.
