— Эл! — снова взвизгнула я, когда он все-таки это сделал!
Брат налетел на меня, взвалил на плечо, не забыв пощекотать под ребрами и нырнул в подпространство. Ненавижу такой способ передвижения!!! От того, как сливаются очертания внешних контуров деревьев, домов, людей, превращаясь в неясные росчерки, начинает просто зверски тошнить. Поначалу я никогда не могла удержать содержимое собственного желудка. Папа меня жалел, он стал первой жертвой, а вот Эл, когда подрос, стал сильней и провернул свой бег со мной на плече, называл меня очень нехорошими словами, а потом уже жалел. Мама жалела всегда, когда я добиралась до дома. Она меня, как никто понимала.
— Сестренка, держи свой желудок в руках, — потребовал наглый брат, — мы уже на месте.
— Слава богам, — простонала я и свалилась на землю. — Ненавижу тебя.
— Я тебя тоже, ты же знаешь, — расплылся в широкой улыбке Эл.
— Уйди, упырь, дай умереть спокойно, — потребовала я, вытягиваясь на траве перед родным замком.
— Ны-ытик, — протянул брат, щелкнул меня по носу и снова взвалил на плечо. — Я тебя не брошу, ты же сестра мне.
— Да, какой ты брат после этого, — добавив в голос побольше трагизма, продолжила я страдать.
— Самый лучший, — уверенно сообщил Элиам и взбежал по лестнице. — О, пап, Мрака!
Я извернулась, посмотрела на отца и тяжко застонала.
— Папа-а, пожалей меня-а-а. Па-а-а, — заныла я, требуя к себе повышенного внимания и сочувствия.
— Вылитая мать, — покачал головой отец. — От легкого насморка уже при смерти. Неси, сынок, — и скрылся за ближайшей дверью.
— Съела? — усмехнулся братец и, насвистывая себе под нос гимн Пронежа, понес меня дальше.
— Жестокая судьба, — вздохнула я и перестала страдать.
— Через пятнадцать минут во дворе. — Догнал нас приказ отца.
Эл поставил меня на ноги, я показала ему язык, и мы разошлись по покоям, где начали стремительно одеваться. Папа сказал — пятнадцать минут, значит, надо успеть, папа ждать не любит. Так что через пятнадцать минут мы, толкаясь и перегоняя друг друга, уже неслись снова вниз. В дверях мы все-таки застряли, и теперь пыхтели и кряхтели, не желая уступить друг другу.
В коляске сидела мама, папа красовался на своем озваре, но взгляды их были направлены на дверь. Они о чем-то переговариваясь, не прекращая наблюдать нашу с братом возню.
— О чем говорят? — спросила я.
— Ставки делают, — ответил Эл. — Сегодня за тебя папа, за меня мама.
— И как не стыдно играть на собственных детях! — возмутилась я, наступая брату от души на ногу.
