Мы проходили мимо них, шатаясь от удушливого запаха гнили, тошнило. Я посмотрела невольно на тела. Одинаковые, голые, побитые и стащенные, как скелеты, некоторые разлагались, что вызывало еще больше рвотных позывов. Но среди них я смогла разглядеть родные очертания. Остановилась, попятилась и потеряла дар речи, жаль, нельзя было ухватиться ни за что, чтобы не упасть без чувств.
— Мама… — Я немного отбилась от людей. — Мамочка!
Я бросилась к куче тел, наплевав на запахи и врагов. Я подбежала и взяла ее за ледяную бесжизненную руку, трясла в надежде на пробуждение, холодная, безжизненная, измученная и истощенная. Но такая спокойная, моя мама лежала в груде тел.
— Мамочка! Проснись, это я, Соня, мамочка! — Я трясла ее за руку и плакала, кричала во весь голос. Послышалось щелканье ружья. Его навели на меня. Мне все равно, я лягу тут, умру, рядом с мамой. Не нужна мне жизнь, не хочу.
Внутри все жгло, все переворачивалось, а ноги подкашивались, не выдержала и упала, стуча кулаками о землю. Никто не проронил ни слова.
— Твари! ТВАРИ! Убивайте! убейте меня, пожалуйста, вы забрали всех, всех забрали у меня! Ненавижу вас!!! — Я все еще держала руку мамы. Ружья готовы, все готовы, даже я уже готова..
— Нихт! — Послышался голос Густава, оружие мигом убрали. Он подошел медленно ко мне, заложив руки за спину и шепнул на ухо. — Я вытащу тебя.
Я чувствовала, как мои ноги отнимает, я настолько истощена, что не могу пошевелить рукой, слез вытекло слишком много. Я лежала, нет, валялась в самом углу. Со мной в камере было еще 11 человек, брошенных, исхудалых и полуживых. Их не кормят сутками, они ходят под себя, практически не передвигаются. Они овощи, которые гниют на витрине заброшенного магазина. А я одна из них. Хотя, моя кровь или кожа или кости, а может, даже органы, могут пойти на благотворительность какой-то немецкой мрази…
Солнце поднялось и немного добавило света в темную пещерку. Один из узников очнулся и начал кряхтеть, он подползал все ближе. Я поначалу даже не поняла, что это за шебуршение. К нему подтянулся еще один узник, остальные спали. Я широко распахнула глаза, но так и не смогла пошевелиться от голода, боли и усталости. Эти двое на четвереньках ползли с бешеными глазами.
Они голодные почти рядом были, ничего не говорили, только улыбались. Я попыталась придвинуться, но сзади стена, я попыталась прокричать, но получился слабый оклик, дошедший до средины камеры. Это, наверно, будет мучительная смерть. Я стучала по доскам от скамьи, я задыхалась от ужаса самого понимания ситуации, я кричала, как могла. Но охрипла, страх умереть из-за таких же узников, как и сама. Я отползала до самого упора стены, хотелось просочиться сквозь нее, и я отчаянно стучала.
