Я встряхнула головой, отбрасывая печальные мысли из моего прошлого. Да, я вернулась в Рим, но это не значит, что событие пятилетней давности сможет меня подкосить. Те придурки забыли уже обо мне, они учатся в своих престижных колледжах, ездят на шикарных машинах, трахают… красивых девушек… и даже не вспоминают про свой давний грех. Вот и отлично. Я не собираюсь думать об этом, не собираюсь портить себе жизнь. Все закончилось. Унижения и слезы остались позади. Просто моя сентиментальная натура никак не может отпустить то, что было. Итальянка во мне значительно превышает ирландскую часть, подаренную матерью.
— … И это он сказал при Орландо! — продолжает воодушевленно отец, а я, смутившись, понимаю, что не слышала ничего из того, что он говорил мне последние несколько минут.
Папа даже не заметил этого, продолжая оглядывать светлые стены нашей новой квартиры и прибивая к ним гвозди. Они понадобятся, когда мы соберемся развешивать многочисленные семейные фотографии. Когда весь мир влюбился в цифровое телевидение и многочисленные вариации смартфонов, мы с отцом продолжали фотографировать лучшие моменты из нашей жизни, не выставляя фото в «Инстаграмм». Мы украшали ими дом, каждый его уголок. В этом заключается особенность маленькой семьи Мадэри.
— Ты же помнишь Орландо? — улыбаясь и активно жестикулируя руками, говорит отец. — Он катал тебя на велосипеде в твой пятый день рождения.
Конечно, я не помнила этого мужчину, и даже не знаю, какую роль он играл в разговоре отца, но папе и не нужно, чтобы я отвечала: ему нравится разговаривать, и ему нужен слушатель.
— Так вот, — с энтузиазмом продолжает он, вертя в руке небольшой молоток. Между его большим и указательным пальцем появляется очередной гвоздь, и он, как и обычно, прищуривается, — Орландо сделал вид, что ему все равно… Ева, ну ты же знаешь, как хорошо у него это получается! — взрыв хохота обозначает, что сейчас мне пора улыбнуться. Знак того, что я в курсе всего, что он мне сообщает.
К сожалению, мои собственные рассуждения атакуют с новой силой и через несколько минут до меня доносятся лишь отголоски папиного монолога:
— Он делал все идеально, бросал мяч с поражающей точностью!..
— О, ты должна была попробовать ту праздничную лазанью…, а вот котлеты оказались ужасными, подгоревшими…
— Нет, Орландо, конечно, взял свое… Ну, ты же его знаешь…
Весь сумбур не складывался у меня в голове. Любому гостю показалось бы, что папа чересчур разговорчив, но я понимаю: это его способ забыться, чувствовать себя лучше. Ему нужно болтать, даже не вступая в диалог. Это его отдушина. Его любовь. Бесконечные разговоры, воспоминания о прекрасных днях его молодости. Очень надеюсь, что в новом районе папа сможет найти друзей. Так должно случиться с его-то общительностью. Люди у нас добрые, ласковые, любители потрепать языком. Мне доводилось в детстве летать в Дублин.
