Эльбек не оправдал надежд Хутхай-Туфы. Сноха не привлекла новизной. Кровь быстро оскудела и погасила вспышку стареющего сердца, желание сменили угрызенья совести, тоска по сыну; хан таял с каждым днем. Тут и вдова — юная ханум — приметила, как хан меняется в лице при встрече с Хутхай-Туфой, как он сверлит его жестокими глазами. Заметила и поняла, что все коварства задумывает старая лиса. Она решила действовать и кровью заплатить за кровь.
— Мой повелитель, как вы поступите с нахальным псом, сующим морду в ваше блюдо? — спросила как-то юная ханум, массируя ступни Эльбеку.
— Как поступлю? Огрею палкой, тогда он с визгом убежит.
— Ну если так, я вам скажу: один бесстыжий пес-ворюга давно мечтает о вашем чистом блюде.
— Кто он? — Эльбек невольно вздрогнул, лег на живот.
— Чтоб не было у вас сомнений, не лучше ли вам лично убедиться? Не за горами это время. Немного потерпите, повелитель.
С того самого дня Ульзейту-ханум иначе стала относиться к Хутхай-Туфе. Она точно знала, когда он во дворце, строила ему глазки, всячески выказывала свое неравнодушие. Как устоять перед лучистой молодостью? Дьявол попутал Хутхай-Туфу, его бросало в дрожь при виде Ульзейту-ханум. А хитрая женщина, как лисица, перевернувшаяся несколько раз на свежем снегу, завораживала низко парящего старого беркута, и однажды он камнем рухнул, когда ханум была в своих покоях.
Среди пуховых подушек беспечно она раскинулась на мягкой перине, лежала словно очищенное от скорлупы яичко. Тихий стон приоткрыл ее сочные губы, черные глаза страстно смотрели на старика. У Хутхай-Туфы сперло дыхание, засосало под ложечкой, он грубо смял ее нежные груди, навалился на нее. Хутхай-Туфа не помнил, что было дальше, видел только, как горящими углями гневно загорелись глаза Ульзейту-ханум, как легко вывернулось ее гибкое змеиное тело. Два великана, телохранители ханум, поволокли его за ноги по полу. А когда из последних сил он поднял голову, над ним сверкнул ятаган надвинувшегося на него грозного Эльбек-хана. Гулко стукнулась о пол отлетевшая голова Хутхай-Туфы, и остекленевшие зрачки впились в потолок.
Ульзейту-ханум упала, обняв ноги Эльбек-хана.
— Я отомстила, повелитель. Хотя горячую кровь Харгацуг-Тугренг-Тимура не смыть жидкой сывороткой этого старого пса. Мой дорогой супруг не имел вины перед тобой, он пал жертвой злосчастных козней. Хутхай-Туфа тоже был безвинен перед тобой и передо мной, но он погиб, потому что я этого хотела. Я осуществила свою месть, давно уже затаенную в сердце. По твоему велению убили моего мужа, а по моему желанию — убит старик. Теперь я обнимусь с сырой землей. Прикажи меня убить, мой повелитель.
