Громадины корпусов плавно слились с наползающим вечером. Метнулась тень с горбом-шаром, в окне показалась костистая мордочка, заозиралась и пропала. Поблизости прошуршали торопливые шаги, словно пробежал ребенок… Среди ободранных камней бурлила тайная жизнь. Вилась кругами, словно принюхиваясь и выбирая добычу.
Пробрал озноб, Тимур заставил мозги шевелиться. Проще всего – храбро выйти из застенка и ломануться напрямую. Но это было совершенно невыполнимо: натолкнуться в темноте на свору бомжей – развлечение еще то. Вернуться и заночевать у Йежи выходило безумием: пробыть до утра в берлоге бродяги – потом неделю в ванне отмокать, а одежду сразу выбросить.
Все-таки он убедил себя, что бояться нечего, и выглянул. Впереди никого не было, во всяком случае, на быстрый взгляд. Стал подгонять тело, уговаривая: «давай, браток, топай», но даже ступню от земли не оторвал. Просто не мог сдвинуться, торчал как вкопанный, даже проверил, не приклеились ли подошвы к земле. Коленки поднимались, а вот шагнуть… Животный инстинкт приказывал не шевелиться.
Приступ случился без предупреждения. Голод скрутил кишки крутым узлом, захотелось не просто есть, а жрать, жрать остервенело. Из брюха с урчанием выскочил рык голодного слона. Организм требовал немедленно бросить в топку килограмм-другой белков и углеводов.
Тимур сел на корточки, выудил из мешка нарезку колбасы, разодрал запаянный край и стал пихать в рот ломтик за ломтиком, торопливо жуя и глотая недожеванное, но лишь распаляя голод. Чувство сытости не наступало, но Тмур упрямо жевал.
Тут он увидел, что движется человеческое существо. Оно шло сгорбившись, часто втягивая носом воздух и сопя. Верно, определило, откуда несет вкусным, уставилось на корытце из-под колбасы, присело на корточки, зачарованно разглядывая опустевший пластик. Полудурок казался вполне мирным, но совсем ку-ку: только вконец свихнувшийся бомж напялит на кумпол обрезок детского мячика, наденет резиновую накидку без рукавов, перетянутую медицинскими жгутами, как матрос пулеметными лентами, а голые до икр ноги обвяжет все теми же жгутами. На ступнях его по местной моде были вьетнамки.
Чучело облизнулось и приблизилось на полшажка. Даже в сумраке было заметно: белки его глаз отливают кобальтовой синевой.
Сегодня Тимур не был расположен к милосердию и социальной ответственности перед малоимущими, а потому схватил бетонный обломок и метнул существу в лоб. Бомж упал навзничь, но, не пикнув, тут же бойко вскочил и растворился в темноте. Как и не было.
