— А если поликлиника платная? Денег-то у меня нет, — наконец сказала она. И выжидательно добавила: — Ни копейки.
— Об этом я не подумала, — пробормотала Мурка. — Да, это ты не потянешь. Значит, подкинуть тебе на поликлинику… Я сейчас… — Она протопала в спальню, чем-то там погремела и притопала обратно. — Вот! Держи! — она протянула Мышке двести долларов. — Больше нет. Все, что осталось после того пальто, ну, вы знаете, от Версаче, которое я вчера купила, — при этих словах Лесной Брат, который все это время молча сидел за столом и слушал наш разговор, вздрогнул. — Остальное потом. Сколько там с меня за первый месяц?
— Тыща восемьсот, — сказала Мышка, быстро произведя в уме подсчет, и взяла деньги.
— Действительно, Мыша, — вкрадчиво сказал Лесной Брат, перехватывая ее руку. — Живи так. Только учти, по условиям договора квартиросъемщик в течение первой недели должен в обязательном порядке сломать себе шею. Чтобы травмопункт не простаивал. — И мягким жестом вынул двести долларов из Мышиной лапы.
Разумеется, Мыша помнит эту квартиру!
— А знаешь ли ты, Мышка, как эта квартира бабке досталась? — спрашиваю я.
— Не знаю, — отвечает Мышка. — Как?
— Как соратнице Ленина.
— Да ну? — удивляется Мышка. — Значит, Муркина бабка — соратница Ленина? Я не знала.
— Ну, не вполне. Скорее, наоборот. Понимаешь ли, Мыша, Муркина бабка последовательно пережила три инсульта, два инфаркта, паралич задних конечностей и парез верхнего отдела шейного позвонка. Тебе это должно понравиться. Поэтому слова поступали к ней в рот в крайне затруднительном порядке, а уж наружу выходили и вовсе потеряв всяческий человеческий облик. Мурка общалась с ней с помощью перемигиваний. Ну, что, бабулянский, не пора ли манку шамать? Три мига верхними веками. Пора, внученька, пора. Два мига и одно подмигивание. А больше бабку никто не понимал.
Однажды бабка достала из шкатулки какую-то выцветшую фотографию и стала тыкать в нее пальцем. Если приглядеться, то на фотографии можно было увидеть девицу лет шестнадцати с толстой косой, в форменном платье и белом переднике и весьма авантажного кавалера в военном френче, с окладистой бородой и такими же окладистыми усами, разложенными по щекам вроде толстых гусениц. Но Мурка вглядываться не стала, а напрямую спросила у бабки, что она имеет в виду.
— А… а… — залепетала бабка.
— Я? Ты, что ли? — поняла Мурка.
Бабка закивала.
— Ну и за каким хреном? — ласково спросила Мурка в том смысле, что на бабку она и так каждый день пялится.
