Мы разговаривали с ним часа два, вспоминая общих знакомых. Поначалу страх сболтнуть лишнее останавливал, но потом беседа потекла сама по себе.
Потянувшись, я увидела афишу кинотеатра, отражавшуюся в стекле, и бросила хитрый взгляд на Илью:
— Пошли в кино? Я не была там тысячу лет.
— На какой фильм?
— На «Бонда», конечно, — но этот Сазонов не ходил со мной на задние ряды в кинотеатре, однако согласился с радостью и даже подмигнул.
В темноте зала я вдруг почувствовала беспокойство. Соседство с Ильей доставляло странное томление; исходившее от него тепло просачивалось сквозь тонкую ткань блузки и согревало кожу. Через час это чувство стало невыносимым, я ерзала в кресле, борясь одновременно с двумя желаниями: отстраниться и прижаться к нему теснее. «Что ты творишь?» — я ущипнула себя за колено и вдруг почувствовала, как сверху легла его рука, заставив меня замереть.
Я повернула голову к нему и оказалась в плену блестящих в полутьме глаз, а он сказал неожиданно тихо:
— Я помню, как увидел тебя в первый раз. Твои дурацкие белые кроссовки…
И после этих слов у меня словно рухнули сдерживающие барьеры.
Пальцы нервно сжимали подлокотник кресла. Все в животе закрутилось в тугой узел, и было страшно сделать хоть одно движение, потому что казалось еще чуть-чуть, и я подамся вперед, и наши губы соединятся. А мне нельзя, там ждет Дима, и я невеста, и я люблю его, кажется. Наверное, люблю… А Илья никак не замолчит, и как назло фильм идет и идет, и парфюм его цитрусовый делает свое дело, дурманя сознание. На секунду мне кажется, что еще чуть-чуть, и я сорву с себя блузку, и с него — ремень от штанов.
Рука на коленке приходит в движение и поднимается по гладкой ткани юбки вверх, заставляя меня чуть не плача подаваться навстречу ему.
Мне бы сказать «прекрати», да только сила воли испарилась без следа, как и не было ее. Что он шепчет — уже не имеет значения, все равно сознание ни единого слова поймать не может. А рука смелее и смелее, и меня лихорадит от желания, да такого, что ни разу в жизни не было.
— Пошли, — говорит Сазонов, хватая за пораненную ладонь, и я безвольно поднимаюсь за ним. Хочу спросить «куда?», но потом решаю промолчать. Мне все равно.
Мы молча выходим из зала, не обращая внимания на то, как Бонд расправляется со своими врагами, спускаемся на подземную парковку. Я люблю машины, но не понимаю, в какую мы сели, — словно зачарованная я только слежу за тем, что делает Илья.
«А вдруг у нас что-то будет? — эта мысль пугает меня, и не дает переключиться ни на что другое. — Как с этим жить потом?»
