У отца? Неделю назад? Перед глазами замелькал поцелуй с Ильей, и только потом, следующим кадром, всплыла возможная сцена нашего с Симаковым примирения. Но, судя по всему, в главной роли была не я, а мой двойник.
Я не могла сдвинуться с места, а Дима все продолжал в красках описывать сексуальные сцены, которые он воплощал с моим самым близким человеком. Сердце болезненно заныло, и я согнулась вперед, закрывая ладонью рот.
— Мне плохо, — промычала я неразборчиво и побежала в ванную комнату, заперев за собой дверь. Наклонилась над раковиной, и почувствовала, как горькая желчь подкатывает к горлу. Сделав пару глотков ледяной воды прямо из-под крана, я смогла выпрямиться и с ненавистью уставилась на собственное отражение. «Как ты могла?» — хотелось кричать мне, но зеркало в ванной было простым, и не показывало лица изменщицы.
Дима беспокойно барабанил в дверь, и пока она не слетела с петель, я вышла навстречу ему.
— Что случилось? Ты не беременна? Только этого нам сейчас не хватает, — недовольно протянул он, а я почувствовала отвращение.
— Чем ты занимаешься, Дима? Мы с тобой уже месяц живем вместе, и я не знаю, с чем связана твоя работа.
— Я же говорил тебе, — вдруг разозлился он. — К чему задавать по десять раз тупые вопросы?
— Они не тупые, — неожиданно накатившие равнодушие позволило говорить спокойно. — Я хочу знать, где работает мой будущий муж. Или ты уже передумал?
— Что происходит, черт возьми? — неожиданно закричал мужчина, ударяя в стену давно сбитыми костяшками правой руки. — Какого хрена ты мне нервы треплешь? Я пришел с работы, хочу тебя, а ты вместо этого изображаешь умирающего лебедя и донимаешь расспросами.
Я молча развернулась и пошла в спальню, но Дима резко схватил меня за локоть и дернул на себя.
— Куда? Мы не договорили.
— Отпусти. Я устала.
— Устала? От меня? — он зло встряхнул меня, словно тряпичную куклу, и я вдруг заорала:
— Пошел на хрен! Я сказала — отпусти!
Последовавшая пощечина прозвучала как выстрел. Я не сразу почувствовала обжигающую щеку боль. Унизительнее поступка придумать было сложно: никогда, ни разу в жизни меня не били, и теперь я чувствовала себя хуже некуда.
— Прости, прости, малышка, — Дима схватился за голову. — Я сам не понял, как это произошло, я не буду так никогда больше, ты веришь мне? Веришь? Малышка, не молчи, я умоляю тебя.
Он говорил и говорил, тряс меня за плечи, пытаясь растормошить, а я только держала ледяную ладонь на полыхающей щеке.
