В горячий спор не встревала лишь Ду Ман Не, молча наблюдавшая за товарками. В отличие от них, уж она-то наверняка знала больше и ей было что рассказать о происходящем в Большом доме. Но она не проронила ни слова. Испокон веку ее предки служили семейству Чхве, а когда отменили крепостное право, дедушка Ду Ман Не стал крестьянином-арендатором у прежнего хозяина. Это означало, что несмотря на перемены, вековые традиции не могли исчезнуть в одночасье и незримая связь хозяина и слуги все еще существовала. Вероятно, молчание Ду Ман Не служило некой данью уважения тех давних традиций.
Шум потихоньку стал утихать. Ими Не, хотя еще ощущала себя уязвленной Кан Чхон Дэк, сказала:
— А Ку Чхон-то не совсем из простолюдин. Он, говорят, обучался грамоте в буддийском монастыре в Муджу.
Кан Чхон Дэк восприняла слова подруги как новый вызов, и, резко отодвинув от себя опустошенную миску, насупилась:
— Грамоте, говоришь, обучался? Да он всю жизнь только батрачил! А в монастыре был на побегушках. Вот и всё!
— Ладно, ладно, не кипятитесь, — заметил кто-то из женщин, пытаясь примирить спорящих.
— Этот Ку Чхон не так прост, как кажется, — обронила Му Не. — Не случайно о нем столько разговоров. Еще, слышала я, он был связан с движением Донхак[10]
Разговор вновь вернулся в своё русло и спор о батраке разгорелся с новой силой. Теперь женщины делились самыми разнообразными слухами о рождении Ку Чхона: к примеру, что он незаконнорожденный в семействе одного знатного сеульского дворянина или что он единственный ребенок обыкновенной кисен[11], предоставлявшей любовные утехи провинциальному чиновнику и так далее, и тому подобное…
Наконец, все сошлись на том, что Ку Чхон, без сомнения, мужчина видный и образованный. А то, что с ним сбежала молодая хозяйка из знатного семейства, — случай, конечно, достойный презрения. Но, с другой стороны, разве такое не могло произойти и с состоятельной богатой семьей, где привлекательная женщина, если только она не наделена исключительной добродетелью, в порыве чувств, могла бы увлечься молодым мужчиной, готовым пойти ради нее на все. Кто знает, как она жила все это время? Ведь она вышла замуж в юном возрасте, родила дочь, а чего она натерпелась, находясь в Большом доме? Не был ли этот дом крепостной стеной? А ее господин, что в нем привлекательного? Ходит согбенный, пошатываясь, точно богомол. А посмотрит при встрече — как ледяным холодом окатит: до того глаза его ядовитые, змеиные. Можно представить, как рядом с таким человеком уживалась молодая цветущая женщина. Не завидная у нее была доля, не завидная. Неудивительно, что она так поступила…
